Песня, которую пела Елена, взволновала Младена и вызвала у него воспоминания об истории, рассказанной ему в детстве бабушкой Герганой. Он попросил Тамару дать ему несколько листов бумаги и карандаш. Передавая их ему, она с лукавой улыбкой спросила:
– Не хочешь ли ты, милый Младен, стать писателем?
– Не буду тебя обманывать, дорогая Тамара, почему бы и нет... Хочу попробовать написать рассказ, – немного зардевшись, сказал он. – Вот напишу, тогда прочту тебе. Если одобришь — пошлю в литературный журнал...
Прошло несколько дней, в течение которых Тамара с интересом наблюдала за творчеством Младена. И вот настал момент, когда он, волнуясь, пригласил её послушать, что ему удалось написать. Он читал по-болгарски с последовательным переводом каждого предложения на русский. Ему, помимо прочего, хотелось, чтобы его возлюбленная быстрее овладела родным ему языком. Тамара про себя повторяла произносимые им болгарские фразы и всё напряжённее следила за развитием сюжета.
В её воображении возникла картина тихой сельской идиллии в горной деревеньке. На бешеном коне в неё врывается один из её жителей с криком: «Янычары! Янычары!... Мыжки рожби вземат!...» Жуткий страх вселился в каждого. Отряд турецких янычар двигался из соседнего села, чтобы собрать «кровавую дань», как называли это болгары. Самую тяжкую и ненавистную из множества даней, которые османы наложили на народы Балканского полуострова. Кто как мог прятал мальчиков-подростков, дабы не постигла их участь — навечно покинуть отчий дом, превратившись в головорезов султана. Рассказ вёлся от имени Герганы, которой в ту пору было пятнадцать лет. Её отец Боян схватил петуха, кинжалом снёс ему голову. А кровью измазал одежду и шею своего девятилетнего сына, наказав ему лежать неподвижно, словно он мёртвый. Гергане и её матери он сказал: «Рвите на себе волосы и ревите неистово, как будто оплакиваете только что зарезанного Георгия!... Делайте всё натурально!... Иначе я за себя не ручаюсь!...»
Подъехали янычары. Тот, что был впереди, в нарядном янычарском кафтане синего цвета с серебристыми позументами, кинжалом и пистолетами за поясом, спрыгнул с вороного коня и вальяжным шагом вошёл во двор. Его горящие злобой глаза скользили по склонившимся над убитым подростком родителям и девочке, которые горько, с завыванием, оплакивали лежащего в пыли под ярким солнцем мальчугана.
– А ну, молчать!... – крикнул янычар по-турецки.
От этого окрика мать и дочь вздрогнули, продолжая рыдания, а отец, размазывая слёзы по лицу, обратился к непрошеному гостю тоже по-турецки:
– Видишь, эфенди, нашего сына убили проклятые кырджали (так называли разбойников, грабивших болгарские сёла).
– Какие ещё кырджали? – выкрикнул янычар, в чёрных глазах которого блеснуло недоумение.
– За полчаса до вашего появления, эфенди, налетели трое этих разбойников, – сочинял на ходу Боян. – Хотели забрать нашего телёнка..., А Георгий, – указал он на сына, – стал им возражать... Тогда один разбойник выхватил ятаган и перерезал горло нашему дорогому сыночку...
Он громко зарыдал, изображая неутешное горе. Янычар хмыкнул, машинально хлопнул плёткой по своему сафьяновому сапогу и приблизился к лежавшему без движений Георгию. Мальчик из последних сил сдерживал себя, чтобы не шелохнуться. Налетевшие на запах крови мухи раздражали кожу лица и окровавленную шею. Под невыносимо палящим солнцем на его лице выступил пот, бисеринки которого ручейками стекали на землю. Впопыхах Боян не догадался положить сына в тень. Заметив предательский пот, янычар грубо оттолкнул мать и Гергану и со всей силы ударил плёткой по голове Бояна.
Тамара вздрогнула от этих слов Младена, словно сама ощутила на себе силу удара ненавистного янычара. Младен, увидевший краем глаз её реакцию, понял, что сцена была описана в рассказе живо и реалистично. Спрятав самодовольную улыбку в своих пышных усах, он продолжил чтение.
От пронзившей его невыносимой боли Боян с диким криком вскочил. Слёзы градом потекли из глаз, а он корчился, схватившись за рассечённую и кровоточащую рану на левой щеке. Янычар плёткой начал избивать родителей и Гергану, приговаривая: «Это вам за враньё!... Это вам за брехню!...» Видимо, рука его устала. Он был в бешенстве. Опустив плётку, он грозно приказал своим дружкам:
– Забирайте этого!...
Мать, не обращая внимания на избиения, бросилась к сыну. Но Боян, опасаясь, что её, а также их с Герганой янычары вмиг иссекут своими ятаганами, сумел удержать жену.
Она не вынесла свалившегося на неё горя и через несколько месяцев скончалась.
Прошло двадцать лет. Гергана превратилась в красивую, стройную и высокую девушку. Она приглянулась первому парню на селе Ивану. Он тоже нравился Гергане. И когда Иван пришёл к Бояну просить руки его дочери, он обнял по-отечески жениха и благословил молодых. У них родился прелестный сын, которого назвали Божур, что по-болгарски означает пион.
После смерти жены Боян быстро постарел. Он не мог оставаться в доме, напоминавшем ему самые горькие дни его жизни. Вместе с зятем он выстроил новый дом недалеко от сельской церкви, чтобы можно было чаще заходить в неё замаливать свои грехи. Перебрался к дочери и зятю доживать свой век в печали о безвременной кончине жены и потере любимого сына и одновременно радуясь, как с каждым днём наливается красотой и силой его внук, которому шёл уже десятый год.
Ничто не предвещало беды. Было начало лета. В растущих рядом с домом раскидистых буках звонко пели дрозды, приветствуя солнечный день. Воздух благоухал самшитом и розами. В это утро, чуть забрезжил рассвет, Иван оседлал своего коня и уехал на охоту.
Неожиданно, словно весенняя гроза, на село налетела ватага янычар, наводя на всех страх и ужас. Под плачь женщин и детей и проклятья мужчин они собирали «кровавую дань». Ведь за каждого новобранца визирь выплачивал янычарам приличное денежное вознаграждение.
Боян спрятал внука в хлев, плотно затворив дверь. Седой и согбенный он сидел рядом с хлевом, когда, еле сдерживая гарцующего коня, к нему подъехал молодой янычар. Он легко спрыгнул на землю, передал поводья своему напарнику и подошёл к Бояну. На золотом шитье его кафтана весело играли блики солнца. Красные шаровары были заправлены в сапоги багрового цвета с острыми носками, поднятыми кверху.
– Ну, старик, – пренебрежительно глядя на Бояна, поговорил он, – показывай своего внука! ...
– Какого ещё внука? – будто не понимая его, спросил Боян.
– Того, о котором нам только что рассказали твои односельчане, – ехидно улыбаясь, сказал янычар.
– Он ещё вчера вместе с отцом ушёл в горы и до сих пор не вернулся, – попытался схитрить Боян.
Янычар побагровел от злости, отпихнул старика от входа в хлев и через несколько минут вытолкнул оттуда бледного от испуга Божура. Из дома выбежала Гергана, схватила Божура и начала со слезами на глазах умолять янычара оставить сына в покое, не забирать его. Янычар грозно крикнул ей:
– Прочь!... Иначе зарублю тебя!...
Его глаза налились злостью. Для острастки он даже начал вынимать ятаган из ножен. В этот момент Гергана увидела на его левой щеке широкий багровый шрам.
– Георгий! – закричала она во весь голос, – Это же твой племянник!...
От неожиданности, будто поражённый громом, янычар остолбенел. В течение двадцати прошедших лет никто не разговаривал с ним по-болгарски. Память мгновенно вернула его в те далёкие годы, когда на щеке у него появился этот ужасный шрам.
– Отец! – воскликнул он, бросившись к потрясённому Бояну.
Они заключили друг друга в объятия. А Гергана схватила обомлевшего, ничего не понимающего Божура и потащила его в дом.
Через день Георгий забрал Божура, чтобы он не стал жертвой какого-нибудь янычара, и вместе со своим сотоварищем, таким же, как он, болгарином, пятнадцать лет назад угнанным в Туретчину, ушёл в горы, где собрал дружину и много лет мстил чужеземным угнетателям, подобно прославленному в народных песнях Индже-воеводе.
Младен закончил читать. Несколько минут в палате стояла мёртвая тишина. Все находившиеся там раненые были поражены красотой младенового слова и эпической силой сюжета рассказа.
– Браво, Младен! – наконец сказал один из лежавших рядом с его кроватью раненый.
– Ти си истински юнак!... И истински писател! (Ты — настоящий молодец! И настоящий писатель!) – похвалил другой.
– Хубав рассказ! (Прекрасный рассказ!) – оценил третий.
Тамара смотрела на него с изумлением. Она никогда не думала, что литературное слово может так сильно воздействовать на её чувства.
В её глазах светилась гордость, что Младен так ярко продемонстрировал неизвестное ей до того качество своей души.
– Конечно, Младен, тебе следует направить рассказ в литературный журнал, – радуясь за любимого, промолвила она.
Он внял её совету. Вскоре от редактора журнала пришло письмо Младену, которой очень высоко отозвался о таланте автора. Он заверил, что в ближайшем номере рассказ будет напечатан и просил направлять другие произведения.
Младен был на седьмом небе. Исполнялась его давняя мечта: связать свою судьбу с литературой. Он выздоравливал, но пока ещё находился в госпитале. Когда Тамара получила благословение от настоятельницы, они обвенчались в одной из церквей Пловдива. Этот город очень понравился Тамаре, и она поделилась с Младеном своим желанием остаться в нём. Ради любимой он решает поселиться здесь. Как герою войны и орденоносцу ему удаётся быстро и недорого обзавестись жильём. Двухэтажный домик в старом городе с небольшим двориком, усаженным самшитом, розами и виноградником, ласточкиными гнёздами под стрехами как будто специально был создан для счастливой семейной жизни и творческих занятий.
Война заканчивалась. Русский госпиталь готовился к завершению своей миссии. Тамара переходит на работу в городскую больницу, где всё ещё было немало раненых. Она уже выучилась болгарскому языку. Её русский акцент напоминал пациентам говор, который они слышали от царицы Элеоноры. Появление Тамары в палатах вызывало у них приятные ощущения. Каждый из них с нетерпением поджидал, когда она одарит его своим вниманием. Её добрые глаза и улыбка пробуждали в больных волю к жизни и надежду на скорое выздоровление.