Вы здесь

[105] Перед тем, как русская санитарная миссия покинула Пловдив, Катя предпринимает поездку на Шипку...

Перед тем, как русская санитарная миссия покинула Пловдив, Катя предпринимает поездку на Шипку. Сопровождали её чиновник кметства и младший офицер санитарной команды. Возницу экипажа, который ей был предоставлен пловдивским кметом, звали Любен. Это был пожилой человек с седыми волосами и грустными глазами. По пути Катя узнала причину его печали. Недавно он получил известие, что его единственный сын погиб на войне. Катя попросила Любена вначале заехать в село, носящее имя её отца.

 В середине апреля Фракийская долина пробуждалась от зимнего сна, расцветала и превращалась в волнующую симфонию ярких цветов и весёлого птичьего гомона. Небольшая живописная деревенька, раскинувшаяся в нескольких километрах от Пловдива, утопала в зелени садов и виноградников. Предупреждённые письмом Кати о её предстоящем посещении и его цели сельский староста (в Болгарии сельского старосту тоже называют кмет) и священник отец Неделю Неделев встретили её традиционным болгарским приветствием «Добре дошла, скыпа госпожа графиня Игнатьева!» (Добро пожаловать, дорогая госпожа графиня Игнатьева!). Кмет преподнёс Кате букет ярких весенних цветов и пригласил её и сопровождающих в дом, где жил отец Неделю. На веранде дома, закрытой распустившимися лозами, стоял стол с прохладительными напитками и фруктами. Сквозь резные листья виноградника проникала синева неба. Вокруг царил мягкий и нежный зеленоватый свет.

 Катя не говорила на болгарском языке, но в госпитале научилась понимать его. Священник был более словоохотлив, чем кмет, которого на первый взгляд можно было принять за человека тихого и даже немного застенчивого. Пожилая женщина в тёмных одеждах и тёмном платке на голове, вероятно, попадья, принесла горячий ароматный кофе. Отец Неделю взял на себя, как он выразился: «Приятную миссию рассказать её сиятельству о пребывании в этом селе чуть более десяти лет назад её батюшки — дорогого для каждого болгарина генерала графа Игнатьева, его супруги Екатерины Леонидовны и сына Леонида».

 Говорил он красивым баритоном. Кате показалось, что в компании, состоящей из шести человек, его речь звучала даже излишне патетически. Из его слов следовало, что всё село и крестьяне из окрестных деревень вышли встречать русскую делегацию во главе с генералом Игнатьевым и членами его семьи, когда они ехали в Пловдив после открытия на Шипке русского храма-памятника. Встреча была очень торжественной. Именно тогда жители обратились к его сиятельству с просьбой дать согласие на то, чтобы его именем было названо это село.

 – С тех пор, – сделал он ударение на последних словах, как бы намекая Кате, что немалая заслуга в этом принадлежит и лично ему, – имя графа Игнатьева увековечено на нашей земле.

 Катя поблагодарила кмета и священника, а также всех жителей села за то, что хранят память о её отце. Она сказала, что хотела бы в дар местной церкви подарить два подсвечника, которые изготовлены мастерами города Самокова.

 Церковь находилась рядом с домом отца Неделю. Священник попросил Катю пройти в храм. Любен взял лежавшие в коляске подсвечники и поставил их перед алтарём. Катя привлекла внимание кмета и отца Недею к надписи, сделанной на подсвечниках: «В память раба Божьего графа Николая Павловича Игнатьева».

 Священник поблагодарил Катю за этот ценный дар и заверил, что его будут бережно хранить все последующие поколения жителей села.

 Затем Катя помолилась у иконы Святого Николая и передала священнику деньги на помин души раба Божьего Николая и раба Божьего Владимира, коротко рассказав о своём брате и его героической гибели. Когда они вышли из церкви, то, к удивлению Кати, почти все жители села, включая и малых детей, собрались, чтобы поприветствовать графиню Игнатьеву. Кмет села попросил Катю сфотографироваться со всеми в память о её посещении. На переднем плане разместилась детвора, нарядно одетая по такому необычному случаю, за нею седобородые старцы в папахах и круто закрученных усах, в центре вместе с гостями кмет и священник. А на заднем плане — селянки.

 Поскольку Кате предстояла в этот день дальняя дорога, она попрощалась с гостеприимными хозяевами и продолжила свой путь.

 Всё вокруг дышало благоуханием весны. Безоблачное небо над головой, залитая солнцем широкая долина, уходящая в белесую даль к горам цвета лазури, и ласковое дуновение ветра располагали к размышлениям.

 «Сколько страданий приходится претерпеть человеку, чтобы начал распускаться цветок его счастья и благополучия? – думала Катя. – Какие испытания встретились Тамаре на её жизненном пути до появления настоящей любви и обретения безмятежного женского счастья? И так почти во всём ... Какие неимоверные усилия, нервные расстройства и смертельные угрозы пришлось преодолеть папеньке, чтобы защитить интересы своей страны и добиться освобождения болгар. Но только к концу жизни он ощутил плоды своих деяний и благодарность со стороны многострадального болгарского народа ... Весь наш госпиталь работал, как говорят сами болгары, «всеотдайно» (самоотверженно). Те, кого мы лечили, никогда не забудут, что русские врачи и сестры милосердия спасли их от неминуемой гибели. А что может быть благороднее этого? ... Как помнят болгары баронессу Вревскую, так, надеюсь, они будут помнить и нас ...»

 Справедливости ради следует сказать, что и в судьбе самой Кати Игнатьевой отразилась эта истина: ведь за возвышенной красотой её внутреннего мира скрывалось нечто драматическое. Через какие душевные страдания ей довелось пройти, чтобы найти, наконец, успокоение и то дело, которому она была готова служить до последнего дыхания? Если она и не испытала радости материнства и блаженства семейного счастья, зато скольких людей она спасла от смерти, а скольким страдальцам вернула полноценную жизнь и здоровье?

 Время работы в госпитале у Кати было наполнено заботами о больных. У неё не оставалось возможности наблюдать за стремительным шествием весны по болгарской земле. И сейчас, сидя в коляске, она открывала для себя удивительное очарование этой многоликой страны. С радостной силой она ощутила близкие черты красоты Фракийской долины с бесконечной ширью российских просторов. Так же, как весной в окрестностях родного села Круподеринцы, здесь то и дело её взору попадались домики, окружённые цветущими садами яблонь, напоминающими белые облака, сошедшие с небес, или нежно-розовые убранства невест, в которые нарядились абрикосы и персики. По закрайкам дороги цвели яркие маки, словно выступившая из земли кровь, пролитая здесь за многие столетия в жестоких баталиях против завоевателей, чьи орды стекались сюда из различных краёв. Роскошные медово-жёлтые соцветия медуницы своим тонким запахом привлекали тысячи пчёл и шмелей, спешащих собрать сладкий нектар. Над цветами порхали, переливаясь радугой, беззаботные бабочки. А воздух звенел от бесконечных песен цикад и кузнечиков.

 Миновав долину, дорога пошла в горы, поросшие густыми лесами и кустарниками. Со слов Любена Катя узнала, что эти горы укрывали бесчисленные отряды (Любен назвал их «четы») гайдуков, которые не хотели мириться с всевластию османов, совершая набеги на караваны султанов и всевозможных пашей. За горами следовала знаменитая Розовая долина. Катя знала о ней из рассказов отца и матери. По наполненному нежным розовым ароматом воздуху она поняла, где они находятся, хотя розы еще были в нераспустившихся бутонах. На плантациях работали только женщины и старики. Всех мужчин забрала война. От своих родителей Катя унаследовала счастливое качество души — радоваться мирному труду земледельцев, погожим летним дням, сулящим богатый урожай, который у людей, добрых душой и искренних сердцем, всегда ассоциируется с самым бесхитростным и мирным счастьем на земле.

 Вскоре показались золотые маковки церкви на изумрудном фоне освещённых полуденным солнцем гор.

 – Това е Шипка (это — Шипка), — пояснил Любен, хотя Катя сразу поняла это по характерной архитектуре видневшегося храма.

 Он напомнил ей многие церковные сооружения, которые она видела в Санкт-Петербурге и в Москве. Может быть, в этом и заключался особый архитектурный замысел его авторов.

 Знавший о том, когда прибудет дочь графа Игнатьева из её письма, настоятель храма Рождества Христова отец Ферапонт, встретил Катю со всем полагающимся случаю радушием. Священник своей внешностью внушал уважение всякому, кто его видел впервые. Он был высокого роста, плечистый, с широким крестьянским лицом. Кате показалось, что ему не более пятидесяти лет, хотя окладистая борода изрядно поседела. Его большие голубые глаза излучали доброту и почти детски-кроткое выражение. После осмотра храма, в ходе которого священник подробно рассказал ей о перипетиях строительства и заслугах Николая Павловича, а также матери генерала Скобелева Ольги Николаевны, благодаря которым этот храм-памятник появился у подножья легендарной Шипки, отец Ферапонт в присутствии Кати отслужил молитву. Катя вручила ему икону Святого Николая, переданную Екатериной Леонидовной в дар этому храму. Затем отец Ферапонт попросил Катю сделать запись в книге посетителей о своих впечатлениях.

 Это был для неё волнующий момент. Катя понимала, что оставленные ею слова прочтут многие. И каждый при этом будет вспоминать её отца. Она задумалась, припоминая, что рассказывали ей родители о Болгарии и эпических сражениях русских людей за эту землю. В это мгновение она словно увидела перед собой образ Николая Павловича. Он как бы говорил ей слова, которые она начала записывать красивым почерком.

 Закончив писать, она прочла текст отцу Ферапонту:

 «Неизгладимое, величественное и умилительное впечатление сделал на меня шипкинский храм с его золотыми главами среди Балкан, там, где пало столько славных мучеников-бойцов за высокую идею: освобождение от тяжёлого векового ига своих братьев болгар. Вечная память всем павшим героям, как тут, так и во всей долине, и во всей Болгарии! Пусть память о них служит нераздельными узами между нашими братскими народами. Пусть не умрёт и память о моём незабвенном отце — создателе этого храма-памятника! Спасибо отцу Ферапонту, сумевшему своей горячей русской душою украсить это святое для каждого русского место!

Гр. Екатерина Игнатьева, дочь гр. Николая Павловича. Шипка, 18 апр. 1913 г.»

Отец Ферапонт искренне расчувствовался и поблагодарил Катю за то, что «её сиятельство не забыла и его скромные труды».

 – Ваше сиятельство, – обратился он, глядя на неё своими добрыми глазами, – не откажите мне в любезности — быть моей дорогой гостьей и отужинать, чем Бог послал...

 За ужином он рассказывал ей и сопровождавшим Катю о многомесячном сражении за этот перевал, о богатырях генерала Скобелева, разгромивших укрепления турок у подножья Шипки, о трудностях при сооружении храма-памятника.

 Эту ночь Катя провела в селе Шипка, там, где несколько десятилетий назад разыгралась одна из самых страшных битв за свободу этой многострадальной земли.

 Вечером у неё защемило сердце от красоты южной Болгарии, над которой раскинулось вспыхнувшее алым пламенем небо, освещённое солнцем, опустившимся за противоположные вершины. Лиловая дымка быстро накрыла поля и предгорья. Во мраке замелькали огоньки деревень. Звенящую тишину разорвали пронзительные соловьиные трели. На горы и долину быстро, как это бывает в Полуденном мире, опустилась непроглядная ночная тьма, в которой необычайно яркие звезды своим мерцанием будили фантазию Кати, подсказывая ей сюжеты: один романтичнее другого. В этот момент графине показалось, что каждая звезда — это вознёсшаяся в небеса душа умершего и близкого ей человека. «Вон там, на самой яркой, – подумала она, – поселилась душа моего дорогого папеньки. А вон на той, которая рядом, находится душа нашего дорогого Володи». У неё выступили слёзы. Она начала молиться, продолжая глядеть на эти звезды:

 «Помяни, Господи, души усопших рабов Твоих, родителя моего Николая и брата моего Владимира и всех сродников по плоти; прости их вся согрешения вольная и невольная, даруя им Царствие и причастие вечных Твоих благих и Твоея безконечныя и блаженныя жизни наслаждение ...»

 После молитвы на сердце у неё сделалось легко и светло.

 На следующее утро Катя встала рано. Она решила немного побродить по селению, расположенному рядом с храмом, чтобы сохранить в памяти впечатления от этого места, удивительной красоты. Неожиданно для неё проходивший мимо подросток поприветствовал её по-русски.

 – Ты знаешь русский язык? – удивилась она.

 – Да, ваше сиятельство, – бойко ответил он.

 – А кто тебя научил?

 – Мой дедушка... он русский, – почти без акцента горделиво заявил мальчик.

 – А как его зовут? – всё больше удивляясь, спросила Катя.

 – Никифор Иванович Брюхнев.... Это он мне сказал, что к нам в село Шипка приехала графиня Игнатьева.

 – А тебя как зовут?

 – Тоже Никифор, – с достоинством ответил подросток.

 – Очень приятно, Никифор, познакомиться с тобой... И особенно мне приятно, что ты говоришь по-русски... А скажи мне, Никифор, как оказался твой дедушка здесь?...

 – Он был терским казаком и вместе с генералом Скобелевым воевал против турок... В боях на Шипке его тяжело ранило. Русские войска погнали турок к Одрину, а дед остался здесь. Его вылечила моя бабушка. После они поженились. Когда я был совсем маленьким, дед меня учил русскому языку и русским песням.

 – О! Ты даже русские песни знаешь? – улыбнулась Катя.

 Наверное, заметив её улыбку, Никифор решил, что графиня сомневается в его словах. В доказательство свое правоты он тут же запел:

 – Волга, Волга, мать родная.

 Волга, русская река,

 Не видала ты подарка

 От донского казака!

 Последние слова Никифор повторил дважды.

 Катя невольно зааплодировала и со словами: «Браво! Браво!» обняла симпатичного и приветливого мальчугана. Она поблагодарила его за песню и, прощаясь с ним, пожелала ему успехов в жизни и попросила передать приветы дедушке Никифору и бабушке, которая спасла жизнь русскому казаку.