Вы здесь

Преданные и проданные

2014-й год. Сто лет Первой мировой. И - опять война. Не только в Африке, на Ближнем Востоке, к чему весь мир бесстыдно привык. Ужасающие бои в Донбассе, на Луганщине. На Украине. На Украине, близкой сердцу каждого нормального выпускника КВВМПУ!.. Хотелось бы, чтоб - каждого. Но без определения «нормальный» будет неправдой.

Август, последние дни лета. До начала занятий в Дальневосточной государственной академии искусств меньше недели. Бреду на работу. Навстречу двое. Она - дама в возрасте, а всё ещё вызывающе смазлива. В упаковке, в какой пешком не ходят. Платье Золушки на балу, дорогие цацки, сшибающий с ног парфюм. Он - молодой мужчина, почти ещё парень. Клетчатая на выпуск рубаха, китайские джинсы из простеньких. Лицо не сказать грубоватое, но - обыкновенное. Притом свойское, открытое, каких теперь всё меньше. Он - взволнован, горячится. Она - гордо холодна, даже презрительна. Невозможно понять, слушает ли.

Успеваю схватить фразу: «фонд говорит, база данных утеряна.   украли десять миллиардов у пенсионеров, и - как будто ничего не было.» Думаю - зачем ему? До пенсии далековато. Не о себе, значит, переживает. Для неё - вопрос созревший. Да, видать, как-то решён, можно предположить - решён неплохо.

Сбивают с мысли. Шёл - кумекал о своём. Тоже, между прочим, о юбилее. Не сто лет Первой мировой, перевернувшей вселенную, о чём так или иначе говорит сегодня планета. Всего-то - 45 лет со времени поступления в Киевское политучилище группы тихоокеанцев, в которую попал неожиданно. Дата никакая, событие для мира и города микроскопическое. Но кому-то перекроило жизнь.

Так совпало - в этом году Светлана Николаевна Кириченко из Севастополя и Олег Яковлевич Гречко из-под Москвы прислали воспоминания для книги о родном морполите. Книга замышлялась с размахом, однако содержание и предполагаемый формат в течение лет не единожды менялись. В финале получилось не то, что планировалось изначально. К теме, отодвинутой другими делами, успел охладеть, участвовать в издании своей писаниной не собирался. Не знаю, что больше повлияло на окончательное решение. Всколыхнувшее душу слово Светланы и Олега, обострившаяся с возрастом память об ушедших товарищах, желание поглубже разобраться во времени и себе? А может, война на Украине, странные до нелепости, невообразимо дикие происшествия на майдане (не могу писать с большой буквы), какие во время учёбы в бесконечно милом Киеве не привиделись и в бреду? Наверное, и то, и другое, и третье. И вопросы, без ответа на которые не будет нам покоя.

Как мы жили, за что боролись? Что обрели, что потеряли? Что после нас останется земле и стране, которым служили, какое будущее ждёт народ, частью которого - плоть от плоти - были и пребудем до смертного часа?

«база данных утеряна. украли десять миллиардов у пенсионеров.»

45 лет назад такое было невозможно. Невозможны глумления над святой памятью, фашистские шествия в Риге, Вильнюсе, Таллине, невозможен майдан в Киеве, непредставимы резня в Таджикистане, кровавые разборки в Киргизии, вспышки огня и злобы в Молдавии, войны в Чечне, в Грузии.   На Украине!!!

45 лет назад третий набор квумпарей выбирал дело жизни. Назначение, суть его заключались в том, чтобы не пустить беду в большой общий дом под названием Союз Советских Социалистических Республик.

Не все, к великому горю, не заставившему себя ждать, но, по крайней мере, самые неглупые и честные из нас понимали слабости и хвори системы, таящие недооценённую угрозу. Притом ясно видели главное, на чём стояла страна, удерживая мир в равновесии и давая надежду одолеть дурное в себе и в этом огромном, противоречивом, взрывоопасном мире - ради будущей, ещё небывалой жизни, пригодной для всех приходящих на грешную землю.

И сегодня умные и честные кое-что понимают. И не только в России.

«С 91-го нам, латышам, усиленно внушали, что всё советское -плохое. Я, признаюсь, сам так думал до тех пор, пока не занял пост советника министра культуры, им тогда был Раймонд Паулс. Я стал знакомиться с учебными пособиями, и оказалось, что за годы независимости Латвия не издала ничего! Все учебники латышского языка, литературы, словари - всё из Советского Союза! Сравнивая с наследием советской Латвии, я увидел, что наши современные лингвисты, фольклористы, культурологи близко не могут подойти к тому, что делали их коллеги в СССР. А ведь это великая ценность. Так я понял, на каком высоком уровне в Союзе была латышская культура, её уважали, давали свободу развития. Сегодня нашей культуры нет, её заменили на евро-американскую. .Люди тысячами покидают Лат-вию: дома для них нет, нет работы и веры в будущее. Для нашего маленького народа это трагедия. Когда-то мы летали в космос и пели песни на Лиго1, теперь мы моем посуду в Лондоне и думаем, сможем ли прокормить хоть одного ребёнка. Мне почти 40, и хочу сказать, что очень плохо - что Союза больше нет. Ренарс Кауперс. Латвия».

И сам министр, уже бывший, сам великий Раймонд Паулс, в прямом и переносном смысле цинично обворованный своей «свободной», «демократической» страной, открыто и бескомпромиссно отмежевался от официальной Риги, отказавшись от сотрудничества с продажной властью, для которой обманный лозунг счастливого европейства оказался важнее насущных интересов собственного народа.

Деидеологизация - под этим, насквозь фальшивым, предательским флагом состоялось саморазрушение жизнеспособного и, по глубинной сути, уникального организма. Ни социум, ни какой-то отдельно взятый индивид, как ни закрывай на это глаза, не существуют вне политики и идеологии. Собственно, политика и есть идеология в действии. Во всех областях человеческой и/или античеловеческой деятельности. Идею, идеологию отменить нельзя - можно лишь поменять на другую. Вплоть до прямо противоположной. Неслучайно смена курса постсоветскими (антисоветскими) реформаторами знаменовалась, в первую очередь, уничтожением идейно-политических институтов, в том числе - изгнанием политработников из Вооруженных сил страны. Неслучайно командующий Тихоокеанским флотом (1993 - 94 гг.) адмирал Георгий Гуринов в пору державного развала признавался -многие командиры боевых кораблей отказывались выходить в море без замполитов. Неслучайно Георгий Николаевич в угаре этого развала не пришёлся ко двору ельцинскому минобру Паше-«мерседесу».

Ещё в конце 1970 годов на контрольно-пропускном пункте 19 бригады подводных лодок комбриг Семёнов произнёс провидческие слова.

Товарищ капитан 1 ранга не любил политработников. Подводная лодка «Буки-833», где я, старший лейтенант, исполнял должность заместителя командира по политической части, недавно вернулась в Малый Улисс. Семёнов, ходивший с экипажем старшим на борту, совершил небывалый для него поступок: поднялся в политотдел 6 эскадры, в состав которой входило наше соединение, и похвалил замполита за работу в море. Чуть ли не на следующий день мой портрет висел на доске почёта части.

Не помню, нечаянно или по делу мы сошлись с Геннадием Ивановичем возле бригадного КПП. Вдохновлённый подвигом флотоводца, я обнаглел: «Товарищ капитан первого ранга, ходят слухи, что вы нашего брата не очень-то жалуете». «Да, - откровенно ответил будущий адмирал. - Разогнал бы вас всех».

Моя «букашка» вернулась из штормового зимнего моря живой и невредимой благодаря капразу Семёнову. Сначала что-то не шло в глубоководном полигоне. При погружении примерно на половине рабочей глубины из системы вентиляции вдруг начинала бойко сочиться вода. Подвсплывали - течь закрывалась. Ныряли - появлялась снова.

Вода в прочном корпусе ПЛ - вещь малоприятная, хотя огонь, по большому счёту, страшнее. При прочих равных условиях откачивать воду за борт проще, чем гасить пламя в тесноте отсеков, нафаршированных электрическими кабелями, промасленной техникой, коробками РДУ (регенерационно-дегазационных установок), насыщенных кислородом, да ещё при наличии аккумуляторных ям, способных выделять водород, в соединении с Oxygenium - самовоспламеняющийся, самовзрывающийся гремучий газ. Но и вода не подарок. Особенно, когда над головой до поверхности моря под четверть километра.

Она, скорее всего, была дождевая, скопившаяся в какой-то нише при вскрытии лодочной требухи во время заводского ремонта. На глубоководных испытаниях лодка погружалась, давление росло и прессовало воду в систему вентиляции. Это не единственное из возможных, но, кажется, наиболее логичное объяснение физики происшествия, по счастью, закончившегося благополучно. Однако когда случается нештатная ситуация, причины и смысл которой не ясны, а последствия не предсказуемы, не очень-то легко сохранить самообладание, подавить чувство страха и удержаться от паники.

Мы ныряли, выныривали и ныряли вновь, пока поступление воды на глубине полностью не прекратилось. По этой ли, по какой иной ли оказии задержались в полигоне суток на трое. Из-под Находки шли на север сквозь шторм. Лёгкий корпус обледенел, на носовой надстройке единственный леер 1 срезало волнами как бритвой. Глубокой ночью подошли к узкому, сильно вдающемуся в материк заливу. Не скажу, какому. Может быть, Святого Владимира, может, Святой Ольги.

В горле залива, где волна теряла силу, стали на якорь. Экипажу дана команда от мест отойти и разрешено отдыхать. На мостике осталась вахта - офицер и сигнальщик.

С комбригом Семёновым мы поднялись в рубку покурить перед сном. Минуту-другую любовались на створный огонь, мерцающий издалека сквозь ночную темень. Больше любоваться было нечем. Берегов не видно, звёзды спрятаны за тучами, не различимыми, лишь угадываемыми во мраке.

Вдруг Семёнов рванулся к коробке ГКС (громкоговорящая корабельная связь). В шестой отсек полетела команда на немедленный запуск электромоторов и работу на винт. Как можно быстро дали самый полный.

Рулевой менял курс по приказаниям комбрига. Лодка тяжело заворочалась, двинулась неохотно, медленно, и тут я увидел то, что очень своевременно разглядел опытный морской волк Геннадий Иванович Семёнов. В нескольких метрах от корпуса корабля кипела вода на камнях прибрежного рифа. Лодку, дрейфующую лагом к подводной скале, едва не швырнуло на неё всем бортом.

Отошли мористее, где сильно качало, зато было безопасней. Осмотрелись в отсеках, разобрались, что к чему. При постановке на якорь, чтобы не подвергать моряков риску на ледяной коросте верхней палубы, лишённой даже штормового леера, отдавали якорь вслепую из первого отсека. За длиной вытравленной цепи следили по приборам. Уверенные, что надёжно зацепились за грунт, дали отбой экипажу и успокоились. А якорь, вмерзший в клюз, остался на месте. Якорь-цепь из цепного ящика попросту стравилась под лёгкий корпус. Лодка оказалась во власти ветра и волн.

Боцман и рулевой-сигнальщик вылезли из рубки, ползком по мокрому льду добрались до лючка около носового шпиля. Я с ними. Обкололи лёд. Моряки протиснулись в люк. В холодном, тёмном, что преисподняя, пространстве места нет, я остался на пляшущей палубе. Дождался, пока ребята вручную вернули цепь в исходное.

На четвереньках - назад, к рубке. Медленно-медленно. Потом - быстро, рывком, дальше, вовнутрь. Моряки нырнули в прочный корпус обсушиться и обогреться. Меня комбриг придержал на мостике, в полную мощь начальственного таланта отругав за то, что все трое работали без страховочных концов. Суровую речь его выслушал с радостью, почти с восторгом. Несгибаемый комбриг, не склонный к излишним эмоциям, оказывается, сделан не из одного железа. Даже намёка не подал, но - волновался, переживал не меньше нас и командира капитана 3 ранга Петра Кондрикова, тоже не вспомнив о страховке, когда мы надевали спасательные жилеты, бесполезные в ледяном море. Зимой в забортной воде человек выдерживает минут десять, околевая от переохлаждения...

Подработали переменными ходами в нужную точку. Снова, уже по-настоящему, бросили якорь.

Никто, кроме Господа Бога, не знает, сколько жизней из экипажа ПЛ «Буки-833» спас от мучительного конца капитан 1 ранга Семёнов, поднявшийся на мостик покурить.

После возращения с моря, встретившись у КПП бригады, мы тоже курили. И я спросил командира соединения, как он относится к политработникам. «Разогнал бы вас всех» - честно ответил он.

Мы досмолили сигаретки, и Семёнов, пожимая руку, кивнул на окружающий береговой пейзаж: «Но если вас разогнать, мы все разбежимся по этим сопкам, и никакая сила нас не соберёт».

Факт, имеющий непреходящее историческое значение, - отменённый после Гражданской войны институт комиссаров спешно восстанавливается в Красной армии и Рабоче-крестьянском красном флоте в тяжелейшие месяцы Великой Отечественной. Показательно - в армии Донецкой народной республики организовано Политическое управление. Симптоматично - Министр обороны, генерал армии, Герой Российской Федерации Сергей Кужугетович Шойгу высказался о необходимости восстановления в Вооружённых силах института офицеров-воспитателей. Поскольку номинально таковые имеются и сейчас, речь, хочется верить, идёт о политсоставе.

Мировая и отечественная история кричат во весь голос: любое государство, каждый народ в многоликом, разнонаправленном мире имеют одну фундаментальную основу выживания, единственную скрепу - объединительную государственную (национальную) идею. «Деидеологизация» возможна и необходима там, где идея антинародна, заведомо лишена поддержки критического большинства соотечественников. Или подкинута, навязана, «подарена» народу, стране, её правителям извне. Врагом, временно прикинувшимся другом, ради своей выгоды готовым кого угодно не только обмануть, но и съесть заживо.

Именно с такой «идеей» мы и столкнулись лоб в лоб, когда мечту о справедливом для всех, социально обустроенном обществе заместили интересы избранных, и началась ничем не прикрытая война отнюдь не за свободу, братство и счастье равноправных людей.

Идеология либо рядится под научность для видимости, либо стоит на научном фундаменте. Пытается стоять. Стать объективно научной ей ещё никогда нигде не удавалось. Для этого она слишком зависима от многих и многого, прежде всего - от политической власти. Последняя от сотворения ни дня не находилась в руках учёных, во все века принуждаемых выполнять «социальные заказы» сильных мира сего, больше или меньше, но непременно руководствующихся как непреднамеренными своими заблуждениями, так и хорошо осознанными прихотями и капризами. Какие бы цели власть ни декларировала, она неизбежно гнёт идеологию под себя. И в марксизме-ленинизме, как его нам преподносили, достаточно сомнительных тезисов, вольно или невольно заложенных самими отцами-основателями, и масса вреднейших глупостей, привнесённых «верными ленинцами», непрерывно «развивавшими» «всепобеждающее учение». Наука, призванная не только объективно отражать, трезво и всесторонне осмысливать сложнейший процесс развития человечества, но и непосредственно влиять на это развитие, не могла быть «окончательной», раз и навсегда застывшей, она была обречена внимательно слушать жизнь, идти в ногу с реальностью, поверяться опытом, коррелировать со всем происшедшим, происходящим и могущим произойти. По факту вышло, что на свой лад её «двигали вперёд» в СССР, Китае, Албании, Камбодже и далее везде, где хотели. Сполна и через край использовался принцип «марксизм не догма, а руководство к действию». И всё-таки в добрые-недобрые старые времена не до конца замороченному уму при определённых усилиях было возможно разобраться и в «руководстве», и в «действии». Как ни покажется кому-то (наверняка, чересчур многим) неожиданным, но противоречия марксизма-ленинизма, роковые несоответствия принципиальных положений научного социализма и практики его строительства в нашем отечестве достаточно внятно и полно выявлял и объяснял. только сам марксизм-ленинизм. Более того, лишь марксизм-ленинизм способен (впрочем, он давно это сделал) доходчиво растолмачить, что происходит с нами сегодня. Да и со всем человечеством - тоже.

Нам интересно, почему миллионы сограждан, всю жизнь отдавшие работе на государство и на его защиту, безысходно бедствуют в то время, когда служащие государственных компаний получают в день 1,3 млн. (г-н В. Якунин, «Российские железные дороги»), 2,2 миллиона (г-н А. Миллер, «Газпром»), 4,5 млн. рублей (г-н И. Се-чин, «Роснефть»)?

Вот для того, чтобы мы не могли ответить на подобные вопросы (ещё лучше - чтобы их не задавали), в школах и ВУЗах постсоветской России полностью переформатированы программы по гуманитарным дисциплинам; марксизм-ленинизм со всеми тремя составляющими (философия, политэкономия, научный социализм) исчез из образовательного и информационного пространства, а имена его основоположников упоминаются всё реже и почти исключительно в духе отрицания и оскорбительного ёрничанья. Для того на сотнях телеканалов изо дня в день скабрезничают сытомордые смехачи. Для того круглосуточно насилуют эфир блатяки и извращенцы, уколотые и обкуренные. Для того на все стороны света матюгаются «мастера художественного слова», ковыряются в гениталиях и физиологических нечистотах «инженеры человеческих душ».

Политика - концентрированное выражение экономики; бытие определяет сознание; нет такого преступления, перед которым остановится буржуй-капиталист при высоком проценте прибыли; если мы не победим бюрократию, бюрократия победит нас; ищите, кому это выгодно. Позволить массе людей осмыслить эти простые истины опасно, в перспективе - губительно для устроителей нового-старого порядка жизни-не-жизни, чьи интересы уже нельзя назвать даже мелко или просто буржуазными. Речь идёт об интересах олигархических, интересах монополистического капитала, абсолютно равнодушного ко всем и ко всему, кроме чистогана, безжалостно враждебного к законным чаяниям и честно заслуженным правам большинства народа, своим трудом создающего либо национальное богатство (при социализме), либо частную собственность вечно ненасытных «хозяев». Подчеркнём жизненно важное: социализм не только не отвергает многоукладности экономики и равноправного существования разных форм собственности, а, напротив, лишь при их гармоничном, разумно регулируемом сочетании способен к поступательному развитию.

Как раз этого развития не обеспечил Советский Союз, что и явилось главной причиной его заката и гибели.

Идеология, стремившаяся, при всех своих изъянах, воспитать в человеке человека, сформировать адекватное, пригодное для нормальной жизни общества массовое сознание, отменяется. Как черти из табакерки в немерянном количестве повыскакивали на свет Божий идеологические перебежчики: яковлевы, волкогоновы, бурбулисы, шеварднадзы, кравчуки, гайдары, ландсбергисы. Вслед за ними, шукая свой гешефт, заходясь в криках, ринулись перекраивать мир то ли урождённые глупцы, то ли циничные предатели: немцовы, станкевичи, сванидзы, шустеры, шендеровичи, цапки, ксюши - имя им легион. Под дымовой завесой «деидеологизации» вылезла из подполья и беспрепятственно отмобилизовалась антидержавная, антисоциальная, антинародная идеология. Здесь каждое лыко в строку, каждое слово имеет куда как далеко идущее значение. Вроде бы механическое переназывание имён и понятий, внешне безобидное перенаполнение терминов, запущенные ещё большевиками, становятся минами замедленного действия.

Вот были русские - великороссы, малороссы, белорусы. Тихой сапой их кровное единство похоронено, кажется, одним неприметным филологическим новшеством, в результате которого исчезли русские-малороссы, а появились украинцы. Кто они, на гривнах своих отпечатавшие портреты единых, общих для нас, пращуров Ярослава Мудрого и Владимира Великого - Красное Солнышко, всех нас и крестившего, рождённого, между прочим, под городом Псковом, слава Богу, русским доныне? Кто они, если наравне с русскими и белорусами почитают своим «Слово о полку Игореве сына Святослава внука Олегова»? Останься они малороссами, стали бы так чураться, а то и ненавидеть русских - чураться и ненавидеть самих себя? И как же глубоко должно извратиться сознание народа, с маниакальным восторгом рушащего памятники Владимиру Ленину, чья национальная политика и заложила основы государственного украинского самоопределения? В обнимочку с этим встаёт на попа и другой смешной вопрос. С чего вдруг всеразличные русофобы воспылали неизлечимой зоологической ненавистью к пролетарскому (никуда всё-таки не денешься) вождю, автору выдающихся работ «О национальной гордости великороссов», «Критические заметки по национальному вопросу», «О праве наций на самоопределение» и др., исполненных великого радения о равноправии всех народов, кроме одного, обвинённого в «великодержавном шовинизме», - народа русского? При его-то открытости миру, при его отзывчивости, бескорыстии и бесконечное количество раз во все времена во всех частях света доказанной жертвенности.

Этой умственной идейно-безыдейной кашей миру и городу можно смертельно подавиться, если не извлечь из неё очень для кого-то наваристую кость. Тут диагностическое значение приобретает всё та же, вроде неприметная, игра слов. Из современного лексикона сильных мира сего и их подпевал исчезли понятия «буржуй», «эксплуататор», «мироед», «классовое капиталистическое общество», их место заступили как будто безобидные «предприниматель», «работодатель», «кредитор», «рыночная экономика».

В наш дом пришла война, которой мы не знали. Сначала мало кому понятная. Иезуитски продуманная, хладнокровно просчитанная, щедро оплаченная. Нетрадиционная, неконфессионная. Без выстрелов. Война за умы сограждан, за наши умы. Готовится плацдарм, с которого наступление идёт дальше. И вот уже гремят бои за территории, ресурсы, рынки сбыта, производственные объекты, банковские счета. Что, в общем-то, и имелось в виду ещё на самых дальних подступах.

Простому человеку, если он не поднимется в этой бойне на защиту самого себя, спокойного, комфортного места на родной земле не предусмотрено.

Профессия наша была не просто профессией. Это был фронт. Мы держали его, пока нас не сняли с позиций. Пока не предали и не продали «полководцы». С каждым днём это становится яснее. И всё явственней обозначается цена, которую уже заплатила и ещё заплатит Родина за ловкий поворот к «истинной» свободе, оказавшийся небывалым, вопиющим предательством в отечественной истории.