При слиянии Обихингоу с Вахшем Искандер и Корнин обнаружили стан со сладким и приятным запахом «Русского дома». Его разбила Фатима Самсоновна, истомившаяся в Дюшанбе ожиданием сына и «этого милого петербуржца». Благодаря умелой и заботливой вдове улема, зачинателям дела оставалось только повести за собой подготовленный ею караван, доверившись проводнику. Нашёлся тот самый таджик, уже в больших летах, но крепкий, который сопровождал Захир-агу тридцать лет тому назад. От вооружённого охранения мужчины отказались. Никаких казаков! Для добычи горного козла у Корнина есть берданка. Провожая уходящих в неизвестное, хозяйка «Русского дома» сказала загадочно: «Когда будете в кишлаке Сангвор, загляните в медицинский пункт. Там вас ждёт сюрприз».
Сжатая с двух сторон почти вертикальными стенами хребтов, река Обихингоу гремела валунами, ломала утёсы, грызла каменные глыбы и громоздила из их обломков завалы на своём пути, чтобы преодолевать их в неустанном стремлении слиться с другими реками и в конце концов успокоиться в каком-нибудь водоёме. Едва различимая дорога, накатанная колёсами арб, закончилась в кишлаке Тавильдара. Выше в горах каждый навьюченный ишак собственными копытами, неторопливым частым шагом прокладывал себе путь в речных наносах по мудрому ишачьему разумению. А погонщик доверялся опыту животного.
В Тавильдара Корнин и Захиров обменяли лошадей на ослов, самых выносливых и самых упрямых в мире. Тряская езда в сёдлах сменилась мягкой, благодаря не столько подушкам на ослиных спинах, сколько эластичному ходу четвероногого горца. Лошадям нужны овёс или ячмень, сено. Неутомимый ишак сам кормится всем, что попадается в пути. Далеко внизу, вместе с красными и жёлтыми тюльпанами, сиреневыми анемонами, остались угодья сладкой травы ширин-юган. Теперь попадались, в основном, корявый чёрно-зелёный можжевельник, арча, кусты жимолости, пучки жёсткой травы, иногда фисташник - карликовыми рощицами. Но и ослы не пожелали карабкаться вверх после ночёвки в Сангворе, последнем селении на границе обитаемого мира и покрытых вечными льдами скал. Глиняные кишлаки остались внизу. Здесь красной глины, добываемой в промоинах среди скальных пород, едва хватало, чтобы обмазать стены хижин, сложенных из дикого камня.
Погонщик посоветовал русскому караван-баши обменять ишаков на яков. Торг с аборигенами взял на себя Искандер. Бухарец с трудом объяснялся с жителями этого селения на краю Ойкумены. Корнин вызвался составить ему компанию на переговорах со старейшиной кишлака. С трудом одолели небольшой подъём. На такой высоте дышалось тяжело. Чувствовалась слабость во всём теле и тошнота. Кружилась голова. Наконец ровное место, застроенное хижинами. В глубине улочки показалась всадница, сидящая боком на яке. Длинная, до земли, шерсть животного создавала иллюзию плавного скольжения. Женщина подъехала к пешеходам и, улыбаясь, спрыгнула на землю.
«Не ожидали, господа?!, - раздался голос… Арины. Действительно, в этом безвоздушном мире камня и льда на пути Искандера и Корнина оказалась Арина, юная миниатюрная женщина в платье-халате из толстой шерсти. На плечах чадра. Всё тёмно-серого цвета. Голова повязана белой косынкой с красным крестиком. Можно обознаться при виде веснушчатого, заостренное книзу личика. Но глаза! Таких глаз ни у кого больше нет, уж точно. Разряжённая атмосфера не способствовала бурному проявлению чувств. Мужчины издали нечто вроде радостного стона. Арина, сохранившая силы на спине яка и, видимо, привыкшая уже к высоте, в отличие от гостей снизу, могла внятно говорить:
- Мы с Махмудом только возвратились с объезда участка. Меня ещё в Дюшанбе госпожа Фатима предупредила о вашем появлении в кишлак».
– «Ну, мама! «Загляните в медицинский пункт!», – шутливо возмутился Искандер. - Ни слова нам, какая такая фельдшерица завелась на Памире.
– «К сожалению, пока одна на всё нагорье. Ещё Махмуд, вроде медицинского брата
. Александр испытал укол ревности. Твёрдо решил: «На обратном пути сделаю предложение по всей форме».
Аксакал сдал просителям напрокат несколько яков за небольшие деньги серебром и выговорили право использовать ишаков в хозяйствах до возвращения «русских». А не вернутся, животные остаются в кишлаке. Два погонщика, нанятые Захировой, остались при своих животных; вместо них в путь собрались двое сангворцев. Перед выходом из кишлака к Корнину, улучив минуту, подошёл старый проводник. Был он озабочен. Оказалось, по-русски он кое-как объяснялся, можно было понять: «Что-то нехорошее происходит в горах, господин. Много лет назад ишаки Захир-аги также остановились здесь. Они чуют опасность». Корнин беспечно отмахнулся: ещё чего – с ослами советоваться!
Продолжив путь улема, Корнин и Захиров не забывали о других задачах экспедиции. Географические познания Искандера, опыт и способности Александра, природного этнографа, позволяли приступить к изучению «белого пятна» между Заалайским хребтом и горной цепью, которое вскоре обретёт имя Петра Первого. Бухарец собирал гербарий и образцы горных пород, проводил фотографическую съёмку элементов ландшафта. Корнин, с помощью своего спутника, делал в пути глазомерную съёмку, определял местоположение, используя секстант и хронометр, а высоты – барометром.
Миновали последнее озерцо талой воды, откуда брал начало позванивающий на камнях ручей - сай. Вдали, высоко над водоёмом, из фиолетовой щели в чёрно-коричневых скалах, местами покрытых снегом, выползал серый ледник. Нижний край его подтаивал под прямыми лучами солнца. И мелкие ручьи спешили до наступления морозной ночи переместить вниз освобождённые из ледового плена обломки горных пород. Проводник осмотрелся: здесь он расстался с улемом.
Следующее углубление в скалах уже было запечатано льдом. Непонятно было, чем питаются флегматичные длинношёрстные животные, отягощённые перемётными сумами. Вокруг редкие пятна серых мхов на сером камне, какие-то голые побеги, стелящиеся по земле. Старый проводник и погонщики при яках передвигались как ни в чём не бывало. А уроженцу Ивановки и бухарцу каждый шаг отдавался болью в теле и голове. Чувствовалось: ещё несколько вёрст крутого пути, и придётся возвращаться. Искандер и Александр подбадривали друг друга, пытались шутить. Иначе вела себя тройка горцев. На привалах разводили отдельный огонь, в стороне от чужаков. Стали неразговорчивы, хмуры, тревожно озирались по сторонам. Однажды чуткий Искандер уловил слово, сказанное одним из погонщиков: «Йети». Так называли здесь сказочных «снежных людей».
Пришёл час, когда шедший впереди проводник резко вскрикнул. Корнин приблизился к нему. Старик был испуган как никогда. «Синие шайтаны. Дальше путь опасен». Погонщики загалдели «йети, йети!», стали разворачивать яков в узком месте. Как ни всматривался Корнин в нагромождение скал, ничего тревожного не заметил. Искандер подтвердил: ничего угрожающего. Оглянулись – вереница яков и три спины удалялись вниз по долине. Корнин для бодрости пропел: «И вот вам результат – трое негритят». Третьим был як с перемётными сумами, за чомбур которого для верности на подъеме держался русский.
Спать решили по очереди. Искандер первым вызвался поддерживать огонь в горсти сухих веточек и навоза. Условились, что в четыре утра его сменит Александр.
Корнин завернулся в кошму и стал вместо умозрительных баранов считать реальные звёзды. С высоты в пять вёрст над уровнем океана, они выглядели каплями ртути. Млечный путь оказался сверкающей мелкими волнами рекой, с протоками и двумя рукавами дельты. Александр, испытывая чудесное чувство полёта, слетел с земли на звёздные волны, и они понесли, понесли его… в петербургский зверинец. Аллеи были пустынны. Звери куда-то попрятались. Вдруг из одной клетки вышел лев и, крадучись, направился в сторону Корнина. От испуга он проснулся и раскрыл глаза.
Кто-то склонился над ним, закрывая звёзды. Силуэт был округлым, взлохмаченным по краям. В звёздном свете, отражённым снегом, смутно обрисовалась морда… Лев! Шайтан! Вспомнилось: йети. Снится, что ли? Нет, это не сон! Корнина, спелёнатого кошмой, отрывают от земли и несут вслед за Искандером, подхваченным под руки какими-то человекообразными существами. Бухарец пытается вырваться. Похитители карикатурно коренасты. У двоих, ковыляющих налегке, головы непропорционально огромны, лохматы Их лица, что львиные морды - в характерных складках на лбу и щеках. Подъём почти вертикален, но аборигены высокогорья, несмотря на ношу, передвигаются почти бегом, глубоко и ровно дыша. Грудные клетки у них будто кузнечные меха. Наконец, похитители выносят похищенных на плоскую вершину. Внизу, в ущельях, ночь, а отсюда уже видна светлая полоска утренней зари. Можно различить искусственные террасы, сложенные из огромных скальных глыб, и низкие, размером немногим больше собачьей конуры, хижины с плоскими крышами, без окон. Пленников заталкивают в одну из них. Дверную щель прикрывают снаружи камнем. Свет разгорающегося дня просачивается в узилище. Различимы каменные топчаны вдоль голых стен, закрытый очаг, без трубы, нечто вроде низенького стола – плита из песчаника на «ножках» из валунов. На столе чаша, искусно выточенная из лазурного камня, в ней варёный ячмень. «Погоди, - сказал Искандер. – Пока ни к чему не прикасайся без крайней нужды. Мы в селении прокажённых».