Вы здесь

Александр Николаевич ОСТРОВСКИЙ.

Александр Николаевич ОСТРОВСКИЙ

1823-1886

Уже в первой законченной пьесе «Семейная картина» (1847) А.Н. Островский, выводя на сцену плутовство русского купечества, обращается к тому, как в его среде может быть использовано газетное слово для решения своих корыстных целей. Купец Ширялов намерен использовать это слово для решения своих проблем с сыном: «Нет, а уж я думаю, сударь ты мой, его в газете опубликовать. Вот, дескать, сыну моему от меня никакого доверия нет, долгов за него не плачу и впредь не намерен. Да и подпишу: мануфактур-советник и временно московский 1-й гильдии купец Парамон Ферапонтов сын Ширялов».1

Глубокий и своеобразный взгляд А.Н. Островского на драматизм русской жизни проявился уже в первой его крупной комедии «Свои люди — сочтемся!» (1850). Комедия обращена к обличению одного из наиболее косных и развращенных классов русского общества, она открыла для российского читателя и зрителя (пьеса была поставлена в 1861 году) одно из примечательных явлений современной действительности — самодурство. Это открытие у Островского наполнено социальным, политическим, а главное — психологическим содержанием. Не меньший интерес в пьесе представляет и то, что в ней выведены герои в самобытности русского характера, в своей национальной типичности.

Действие комедии разворачивается в однородной социальной среде, что заявлено уже в названии пьесы, однако семейные отношения, в которых важной составляющей являются материальные, имущественные интересы, оказываются связаны с целым комплексом важнейших социальных вопросов. Купеческое сословие предстает в пьесе Островского как явление консервативное, ревностно относящееся

1 Островский А.Н. Семейная картина // Полн. собр. соч. // Библиотека русской классики. Вып. 4: А. Островский, И. Тургенев, Ф. Тютчев, А. Фет [Электронный ресурс]. — М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2005. — 1 электрон. опт. диск (CD-ROM). S. 5537 (vgl. Библиотека русской классики, S. 25).

[119]

к сохранению традиций и обычаев, самобытного жизненного уклада. Особое место в этом жизненном укладе, по наблюдениям драматурга, со временем заняла периодическая печать.

Самсон Силыч Большов уверен в том, что все «кругом мошенники», а слава как о мошенниках лежит не только на купцах, несмотря на то, что газета, которую принес ему Подхалюзин, дает много доказательств мошенничества именно купцов. Из газеты купец узнает не радующие его и довольно однотипные новости: «Такого-то года, сентября такого-то дня, по определению Коммерческого суда, первой гильдии купец Федот Селиверстов Плешков объявлен несостоятельным должником; вследствие чего...» Что тут толковать! Известно, что вследствие бывает. Вот-те и Федот Селиверстыч! Каков был туз, а в трубу вылетел», — читает Большов и сразу же интересуется у Подхалюзина: «А что, Лазарь, не должен ли он нам?»1 Объявление в газете, таким образом, становится поводом для волнения купца в связи с возможностью материального ущерба для своего дела.

Следующее объявление, найденное купцом в газете, такого же характера: «Московский первой гильдии купец Антип Сысоев Енотов объявлен несостоятельным должником». Это объявление вызывает у него вопрос: «За этим ничего нет?» [I. 50] И снова газетная информация становится поводом для волнения в связи с возможностью материального ущерба.

Далее находится и третий: «Московский второй гильдии купец Ефрем Лукин Полуаршинников объявлен несостоятельным должником». [I. 50] Есть и четвертый. Первый из объявленных несостоятельным должником оказался должен Большову «пудов никак тридцать, не то сорок» сахару, второй — «бочонка с три-с» постного масла, на третьего есть вексель, однако он скрывается. Остается неясным, должен ли что-либо четвертый из объявленных несостоятельными купцов, ибо нервы Большова не выдерживают такого чтения: «Да тут всех не перечтешь до завтрашнего числа, — возмущается он. — Возьми прочь!» Принимая от Самсона Силыча газету, Подхалюзин замечает: «Газету только пакостят. На все купечество мораль этакая». [I. 51]

В этой реплике Подхалюзина проявляется понимание концепта газета как чего-то важного и ценного, если не сказать больше, как чего-то, что не позволительно «пакостить» сообщениями о несостоя-

-----

1 Островский А.Н. Свои люди — сочтемся // Островский А.Н. Соч. В 3-х т. М., Худож. лит., 1987. Т. 1. С. 50. Далее произведения А.Н. Островского цитируются по этому изданию с указанием тома и страницы в тексте, кроме специально оговоренных случаев.

[120]

тельных, нечестных и скрывающихся купцах. С другой стороны, такая информация возводит «на все купечество» нехорошую мораль.

Примечательно, что в газете Большов не стал читать ничего, кроме объявлений, словно бы ничего другого в ней и не было, его интерес к газетной информации строго избирателен. Да и к самим объявлениям его интерес также избирателен, купец не сразу дошел до тех объявлений, которые его заинтересовали, сначала он буквально пробежал другие: «Объявления казенные и разных обществ: один, два, три, четыре, пять и шесть, от Воспитательного дома». Это не по нашей части, нам крестьян не покупать. «Семь и восемь от Московского новерситета, от Губернских правлений, от Приказов общественного призрения». Ну, и это мимо. «От Городской шестигласной думы». А ну-ткось, нет ли чего! (Читает.) «От Московской городской шестигласной думы сим объявляется: не пожелают ли кто взять в содержание нижеозначенные оброчные статьи». Не наше дело: залоги надоть представлять. «Контора Вдовьего дома сим приглашает...» Пускай приглашает, а мы не пойдем. «От Сиротского суда». У самих ни отца, ни матери <...>» [I. 50]

В том, как знатный купец реагирует на объявления от Московского университета, Воспитательного, Вдовьего дома и Сиротского суда, проявляется вполне определенная сословная мораль приобретателя, которого интересует только собственный материальный интерес. С другой стороны, его чтение дает вполне определенное представление о том, какого рода объявления печатались в современной событиям прессе. Речь идет о газете «Московские ведомости».

Газетные публикации в пьесе Островского могут выступать в качестве предмета разговора. Так на предложение Большова побеседовать «маненько» Устинья Наумовна отвечает: «Отчего ж и не побеседовать! Вот, золотые мои, слышала я, будто в газете напечатано, правда ли, нет ли, что другой Бонапарт народился, и будто бы, золотые мои... » [I. 75]

Понятно, что какая-то газетная информация дошла до героини в искаженном виде: сама она газету не читала, а только слышала о том, что в ней напечатано. Предлагаемый предмет разговора Боль-шову, который, как мы помним, газеты читает, не интересен, а потому и смысла он в нем не видит: «Бонапарт Бонапартом, а мы пуще всего надеемся на милосердие Божие; да и не об том теперь речь». [I. 75] Благодаря этому небольшому диалогу, возникает ощущение, что газеты заняты какими-то, не представляющими особой важности проблемами, не касаются того, что является основой и содержанием жизни персонажей.

[121]

В отличие от героя пьесы «Свои люди — сочтемся», который выражает недовольство тем, что рассказами о неблаговидном поведении «газету только пакостят», персонаж пьесы «Волки и овцы» (1875) Беркутов считает такие публикации полезными, информирующими, прежде всего, самих купцов об опасностях их коммерческой деятельности: «Я думаю, вам случалось читать в газетах, что в последнее время много стало открываться растрат, фальшивых векселей и других бумаг, подлогов и вообще всякого рода хищничества. Ну, а по всем этим операциям находятся и виновные <...>» [III, 187]

В купеческой среде газеты постоянно выступают и в качестве средства политического просвещения, формирования представлений о жизни и нравах других народов. К примеру, в пьесе «Тяжелые дни» (1863) один из персонажей, желая наиболее выразительно представить поведение своего отца, сообщает: «Теперича в газетах про черкесов пишут, что они злые хищники и бунтовщики; так поверьте душе моей, что ни одному черкесу того не сделать, что тятенька могут».1

События войны на Кавказе, освещаемые периодической печатью, создали в сознании большинства россиян, которые сами не были участниками боевых действий, образ черкесов как злых хищников и бунтовщиков. Основываясь на газетных рассказах о поведении последних и зная о том, что представления окружающих о черкесах сформированы тоже газетными публикациями, герой пытается убедить окружающих в том, что его родной отец способен на такое зло, что «ни одному черкесу того не сделать».

В комедии «На всякого мудреца довольно простоты» (1868) гусар Егор Курчаев приводит к главному герою Егору Глумову своего приятеля Голутвина, который представлен драматургом как «человек, не имеющий занятий». В ходе разговора выясняется, что последний писал «романы, повести, драмы, комедии», но его «не печатают нигде, ни за что», даже «и даром не хотят». По словам Курчаева, «вот он и хочет сотрудником быть в юмористических газетах». Сам же Голутвин при этом добавляет: «Хочу за скандальчики приняться». [II, 63]

И концепт газета, таким образом, с самых первых событий пьесы (разговор между персонажами происходит во втором явлении первого действия) наполняется содержанием скандальности, хотя Глумов уверен

----

1 Островский А.Н. Тяжелые дни // Полн. собр. соч. // Библиотека русской классики. Вып. 4: А. Островский, И. Тургенев, Ф. Тютчев, А. Фет [Электронный ресурс]. — М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2005. — 1 электрон. опт. диск (CD-ROM). S. 6810 (vgl. Библиотека русской классики, S. 1).

[122]

в том, что «опять не напечатают». И все-таки газета, пусть и юмористическая, выступает местом приложения творческих сил человека, желающего заниматься скандалами. В будущем так оно и происходит, когда газета, вовсе даже не юмористическая, используется в качестве средства разоблачения того самого Егора Глумова, молодого скептика и острого наблюдателя, скатившегося к цинизму (М.Е. Салтыков-Щедрин). С этой целью важному господину Крутицкому, который считает, что Глумов «может далеко пойти», были посланы газетный лист со статьей, изобличающей молодого человека и выкраденный у него дневник. В этом дневнике есть не только справки о расходах, но и острые, нелицеприятные характеристики окружающих, в том числе и самого Крутицкого.

Герои, в руках которых оказались эти два документа, сначала обращаются к статье под названием «Как выходят в люди», снабженную портретом с подписью: «Муж, каких мало». По мнению богатой вдовы Турусиной, статья — «это какая-нибудь гнусная интрига, у него должно быть много врагов». А знакомство Клеопатры Львовны Мамаевой с этой статьей привело ее к мысли о том, что «тот, кто писал эту статью, должен очень хорошо знать Егора Дмитрича: тут все малейшие подробности его жизни, если это только не выдумки». [II, 123] Реплика первой героини свидетельствует о том, что в представлении части читающей публики газета способна выступать в качестве средства, орудия интриги. Реплика второй героини характеризует газету как возможный источник выдумок.

Нил Федосеевич Мамаев замечает, что к статье и к дневнику есть пояснение: «В доказательство того, что все в статье справедливо, прилагается сей дневник». После такого уточнения герой спрашивает: «Что нам читать — статью или дневник?» И получает вполне определенный ответ Крутицкого: «Лучше уж оригинал». [II, 123] Есть, видимо, своя логика в том, что присутствующие отдают предпочтение дневнику, то есть «оригиналу», тем самым, определяя газетную публикацию как явление уже не оригинальное и вторичное по отношению к дневнику Глумова.

Некоторые герои Островского постоянно читают газеты, чаще всего при этом не сообщается о том, какая именно информация их интересует, отсутствуют и указания на ту реакцию, которую вызывает у персонажей прочитанное, хотя иногда такая реакция все-таки присутствует. Герой пьесы «Доходное место» (1857) Василий Жадов на предложение выпить заявляет: «Что вы мне не дадите почитать! Интересная статья попалась, а вы все мешаете». Зато буквально через

[123]

несколько минут другой герой Аким Юсов, прочитав газету, бросает ее и заявляет: «Что нынче пишут! Ничего нравоучительного нет!» [I, 311—312]

Нет смысла анализировать эти две разные реакции на газету, когда в пьесе нет указаний на то, что именно читали разные персонажи. Важнее то, как по-разному современники воспринимали периодическую печать.

В пьесе «Бесприданница» (1879) только один герой, Мокий Парменыч Кнуров, постоянно занят чтением газеты. Авторские ремарки сообщают о том, что «вынимает из кармана французскую газету и читает», «вынимает газету», «закрывается газетой», «погружается в чтение газеты», просто «читает газету», однако никакой другой информации о том, что он читал, а тем более об отношении героя к прочитанному в пьесе нет. Возникает впечатление, что ничего интересного для окружающих, чем можно было бы с ними поделиться, газеты не печатают. А для самого Кнурова чтение — это некое ритуальное действие, которое никак не меняет его представлений и отношений с окружающим миром, по крайней мере, в тексте пьесы свидетельств таких изменений нет.

В пьесе «Старый друг лучше новых двух» (1860) концепт газета использован в качестве средства характеристики персонажа. На сообщение о том, что к ним идет Пульхерия Андревна Гущина, хозяйка дома дает ей такую характеристику: «Это наш телеграф; нам газет не нужно получать. А ведь и достается ей, бедной, за сплетни; ну, да благо невзыскательна; поругают, прогонят, она опять придет, как ни в чем не бывало. Уж я сколько раз гоняла, а вот все идет».1 Приведенные слова интересны тем, что в них — характеристика не только героини, но и самих газет. Как источник информации они, во-первых, приравнены к телеграфу, а во-вторых, они выступают таким же источником сплетен, как Пульхерия Андреевна.

В комедии «Последняя жертва» (1878) о герое по имени Лавр Миро-ныч сначала сообщается, что он «жизнь неосновательную ведет», а при первом появлении его самого он извещает о том, что «из городу домой заехал, пробежал газеты, захватил Ирень и к вам. Биржевую хронику изволили смотреть-с?» На что получает ответ Флора Федулыча При-быткова: «Все то же, перемены нет-с».

1 Островский А.Н. Старый друг лучше новых двух // Полн. собр. соч. // Библиотека русской классики. Вып. 4: А. Островский, И. Тургенев, Ф. Тютчев, А. Фет [Электронный ресурс]. — М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2005. — 1 электрон. опт. диск (CD-ROM). S. 6250 (vgl. Библиотека русской классики, S. 272).

[124]

В данном контексте газета выступает как источник информации

0 положении дел на бирже, и герой оказывается не единственным из присутствующих, кто обращается в связи с этим к газетам. Интерес героя к прессе не ограничивается только биржевыми сводками, и с мнением Прибыткова он не согласен, однако разговор в связи с газетами уходит в другую сторону:

Лавр Мироныч. Немножко потверже стало. Из политических новостей только одна: здоровье папы внушает опасения.

Глафира Фирсовна. Кому же это? Уж не тебе ли?

Лавр Мироныч. В Европе живем, Глафира Фирсовна.

Глафира Фирсовна. Да Бог с ним, нам-то что за дело! Жив ли он, нет ли, авось за Москвой-то рекой ничего особенного от того не случится.

Лавр Мироныч. У нас дела не за одной Москвой-рекой, а и за Рейном, и за Темзой.1

Возникает ощущение, что человеком, ведущим «несостоятельную жизнь», в купеческой среде почитается тот, кого интересуют не только биржевые сводки, кого волнует происходящее не только «за Москвой-рекой», «а и за Рейном, и за Темзой». Таким образом, газета становится возможностью показать ограниченность интересов купечества, замкнувшегося в своих коммерческих и семейно-бытовых проблемах, что и подтверждается дальнейшим развитием действия.

В первом явлении третьего действия пьесы есть примечательный диалог между Иногородным, который представлен как «купец средней руки», у которого «костюм и манеры провинциальные», и Наблюдателем, «шершавым господином», с умным лицом, оригиналом, «но с достоинством»:

Иногородный. Что за складчина-с! Раскутиться не раскучусь, а и платить вам не позволю, за стыд себе поставлю. (Обращаясь к наблюдателю). Не угодно ли за компанию?

Наблюдатель. Я не пью.

Иногородный. Может, в карты любите?

Наблюдатель. И в карты не люблю.

Иногородный. Так ведь это одурь возьмет так-то сидеть.

Наблюдатель. На людей смотрю.

Иногородный. На нас, провинциалов, а после нас в газете опубликуете?

-------

1 Островский А.Н. Последняя жертва // Полн. собр. соч. // Библиотека русской классики. Вып. 4: А. Островский, И. Тургенев, Ф. Тютчев, А. Фет [Электронный ресурс]. — М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2005. — 1 электрон. опт. диск (CD-ROM). S. 5118 (vgl. Библиотека русской классики, S. 1).

[125]

Наблюдатель. Бог миловал, я этим не занимаюсь. Иногородный. Все-таки с вами опасно. (Москвичу.) Побежимте по-скорей от греха в буфет-с.1

По мнению Иногородного, наблюдающий за людьми человек должен быть непременно связан с прессой, его наблюдения имеют целью в последующем «нас в газете опубликовать». И самое главное — ничего хорошего от такой публикации он не ждет, поэтому и уходит с Москвичом в буфет, «от греха». Кстати сказать, и сам Наблюдатель не высокого мнения о наблюдающих газетчиках, его от такого занятия «Бог миловал».

Чуть позже в разговоре, в котором участвует еще и Разносчик вестей, охарактеризованный как «бойкий господин, имеющий вид чего-то полинявшего; глаза бегают, и весь постоянно в движении», Наблюдатель делится с окружающими таким своим наблюдением:

Наблюдатель. А теперь, где кутят, там по большей части дело не совсем чисто; а иногда и прокурорский надзор, того гляди, себе занятие найдет.

Разносчик вестей. Да ведь такую компанию сразу заметишь.

Наблюдатель. Не заметите, мы плохие физиономисты. Читают в газетах: такой-то уличен в подделке векселей, такой-то скрылся, а в кассе недочету тысяч двести; такой-то застрелился... Кто прежде всего удивляется? Знакомые, помилуйте, говорят, я вчера с ним, ужинал, а я играл в преферанс по две копейки. А я ездил с ним за город, и ничего не было заметно. Нет, пока физиономика не сделалась точной наукой, от таких компаний лучше подальше.2

На первый взгляд, речь идет о науке «физиономике», однако в данном контексте газеты выступают в качестве оппозиции реальной жизни, ведь читающие их отказываются верить тому, что в них написано о знакомых людях, когда «такой-то уличен в подделке векселей, такой-то скрылся, а в кассе недочету тысяч двести; такой-то застрелился». Газеты оказываются источником информации о другой, скрытой жизни тех, с кем читающий еще вчера ужинал или «играл в преферанс по две копейки», ездил за город и т.п.

-----

1 Островский А.Н. Последняя жертва // Полн. собр. соч. // Библиотека русской классики. Вып. 4: А. Островский, И. Тургенев, Ф. Тютчев, А. Фет [Электронный ресурс]. — М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2005. — 1 электрон. опт. диск (CD-ROM). S. 5145 (vgl. Библиотека русской классики, S. 1).

2 Там же. S. 5169 (vgl. Библиотека русской классики, S. 1). 5139

[126]

В «Последней жертве» упоминается и журнал. В разговоре Флора Федулыча с внучкой Ириной выясняется, что ему известны не только газеты с биржевыми сводками, но и журналы мод. Обсуждая выбор внучкой жениха, Флор Федулыч замечает, что «для таких кавалеров — первое дело: нужно одеваться по самой последней моде, чтоб против журнала никакой отлички не было...»1

Выходит, что герою известно и содержание модных журналов, и то, что какая-то часть молодых людей стремится к тому, чтобы и сами они, и их избранницы (избранники) соответствовали модным веяниям, что «никакой отлички не было».

Герой пьесы «Праздничный сон — до обеда» (1857) Бальзаминов, как и Лавр Мироныч из «Доходного места», читает газеты, узнает из них о международных событиях. В пьесе есть такой разговор:

Ничкина. Вы читаете газеты? Бальзаминов. Читаю-с.

Бальзаминова. Он мне всякие новости рассказывает.

Ничкина. А мы не читаем... ничего не знаем... что там делается. Вот я у вас хотела спросить, не читали ли вы чего про Наполеона? Говорят, опять на Москву идти хочет.

Бальзаминов. Где же ему теперь-с! Он еще внове, не успел еще у себя устроиться. Пишут, что все дворцы да комнаты отделывает.

Ничкина. А как отделает, так, чай, пойдет на Москву-то с двунадесять языков?

Бальзаминов. Не знаю-с. В газетах как-то глухо про это пишут-с.

[I, 419]

Для купчихи Ничкиной читающий газеты выглядит как человек, знающий ответы на многие волнующие ее вопросы. Другое дело, что чтение газет не особо просветило самого Бальзаминова. Если судить по его признанию, то он не очень понимает, о ком идет речь в газетах и что имеется ввиду, когда рассказывается о жизни французского императора. Он так же, как и Ничкина, путает Наполеона I с его племянником Наполеоном III. Дальнейший разговор, в котором Ничкина продолжает задавать герою вопросы как человеку, читающему газеты, только подтверждает мысль о том, что чтение газет не оказывает какого-либо заметного влияния на уровень просвещенности Бальзаминова, чиновника 14 класса:

-----

Там же. S. 5139 (vgl. Библиотека русской классики, S. 1).

[127]

Ничкина. Да вот еще, скажите вы мне: говорят, царь Фараон стал по ночам с войском из моря выходить. Бальзаминов. Очень может быть-с. Ничкина. А где это море?

Бальзаминов. Должно быть, недалеко от Палестины. Ничкина. А большая Палестина? Бальзаминов. Большая-с. Ничкина. Далеко от Царьграда? Бальзаминов. Не очень далеко-с.

Ничкина. Должно быть, шестьдесят верст... Ото всех от таких мест шестьдесят верст, говорят... только Киев дальше. [I, 419]

В пьесе «Счастливый день» (1877), воспроизводящей «сцены из жизни уездного захолустья», уже в представлении действующих лиц сообщается о том, что почтмейстер уездного города Иван Захарыч Санды-рев, «занимается более чтением газет, чем службой». А в первом явлении первого действия есть тому подтверждение. Авторская ремарка сообщает, что «Сандырев, один, в старом халате, с длинным чубуком, сидит на диване, облокотясь на стол; на столе перед ним газета и географическая карта». Герой «шарит пальцем по карте» и рассуждает: «Малый Зворник, Малый Зворник... Как это затруднительно однако: и депеши читай, и на карту смотри: Малый Зворник... вот сейчас его под пальцем держал, провалился куда-то. Нет, вперед надо булавочками замечать: попрошу у жены булавочек. Вот оно что значит недостаток географических сведений! Вчера вдруг читаю телеграмму из Питсбурга, а где этот Питсбург, в каком государстве, в какой стране света? Вот тут и занимайся политикой! Малый Зворник, Малый Зворник».1

Газеты не только удовлетворяют стремление героя быть в курсе последних политических событий (упоминание города Малый Зворник свидетельствует о том, что идет русско-турецкая война на Балканах 1876—1877 гг.), но выступают в качестве побудительного мотива к восполнению недостатка «географических сведений». Однако постоянное чтение газет вызывает недовольство супруги почтмейстера, которая считает, что такое увлечение затмевает все остальные интересы ее супруга. Увидев, что он в очередной раз углубляется в газету, она с не

------

1 Островский А.Н. Счастливый день // Полн. собр. соч. // Библиотека русской классики. Вып. 4: А. Островский, И. Тургенев, Ф. Тютчев, А. Фет [Электронный ресурс]. — М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2005. — 1 электрон. опт. диск (CD-ROM). S. 6330 (vgl. Библиотека русской классики, S. 111—112).

[128]

годованием заявляет: «Что ж это? Опять за газеты? Ну, так слушайте! Я брошу вас и убегу, куда глаза глядят; живите как знаете! Да скажите ж вы мне на милость, думаете вы хоть сколько-нибудь о доме-то, о семье-то?» И получает вполне откровенный и честный ответ: «Нет, матушка, ничего не думаю. Мы — черви, и жизнь наша — ничтожество, так и думать не стоит. (Указывая на газету.) Вот тут судьбы человечества, исторические задачи».1

В сознании этого героя концепт газета выступает в качестве оппозиции повседневной человеческой жизни с ее заботами о доме, о семье. Такая жизнь представляется герою мелкой и незначительной по сравнению с тем, как в газетах представлены «судьбы человечества, исторические задачи». Супруга Сандырева принципиально иначе относится к тому, что предлагают своему читатели газеты: «Да ведь не нам они задаются, эти задачи, так не нам их и решать. Наша задача — как бы не умереть с голоду. Вы только посудите, что у нас на руках: Настя и Липочка — невесты без женихов. Нивин таскался прежде, посматривал будто на Липочку, да теперь с ума сошел: какую-то диссертацию вздумал писать; два месяца и глаз не кажет. Я уж на штуку пошла: сегодня посылала за ним, велела сказать, что-де Липа больна <...>»2

В представлении Сандыревой, газеты уводят человека от реальной жизни, делают его никчемным в решении насущных бытовых и семейных проблем. Сандырев в качестве личного успеха преподносит то, что нашел на карте Малый Зворник: «Целое утро я искал Малый Зворник... нашел.» Для его супруги данный факт является лишним доказательством его никчемности и бесполезности: «Старый башмак! — говорит она. — Что б этот человек был без меня? И все-то, все должна нести на своих плечах слабая женщина».3

Отношения супругов на протяжении всей пьесы строятся на таком противопоставлении погруженности одного из них в то, о чем пишут газеты, и заботами другой об устройстве дел в своей собственной семье. К примеру, явление пятое третьего действия начинается с примечательного диалога:

Сандырева. Оставьте вашу газету, оставьте вашу Европу! Что у нас-то совершается!

-----

Там же. S. 6334 (vgl. Библиотека русской классики, S. 114). Там же. S. 6335 (vgl. Библиотека русской классики, S. 114). Там же. S. 6337 (vgl. Библиотека русской классики, S. 115).

[129]

Сандырев. Ну, что такое? Ну, что такое? Сандырева. Эх, ты — премудрость! Ну, угадай что. Сандырев. Пожар, что ли? Землетрясение? Сандырева. Вашей дочери Насте делают предложение... Сандырев. Предложение, да какое же? <.>1

Благодаря супругу в сознании героини то, о чем пишут газеты, ассоциируется с Европой и процессами в ней совершающимися, а сам Сандырев благодаря газетам настолько погружен если не в исторические, то, как минимум, в значительные события и происшествия, что «совершающееся» для него связано, в первую очередь, с пожарами и землетрясениями. Именно поэтому до него не сразу доходит смысл того, что это значит, если его дочери «делают предложение». Возможно, еще и потому, что, получая от супруги эту весть, он «смотрит в газету». Последняя его настолько заинтересовала, что в первый момент герой не догадался даже поинтересоваться тем, кто же делает предло-жение его дочери. Супруга считает, что чтение газет делает Сандырева человеком, живущим словно бы во сне: «Да вы проснитесь! — восклицает она в этой сцене. — Он уж не помнит, что у нас было сегодня».2

Доходит до того, что супруга в одной из сцен «вырывает газету» из рук Сандырева прежде, чем отправить его на встречу с женихом невесты.

В конце пьесы, когда стало уже ясно, что день выдался счастливый, потому что обеим дочерям найдены женихи, и семью ожидают сразу две свадьбы, супруга в укор Сандыреву замечает: «А ты все с Европой». Ее поддерживает и Нивин: «Зачем вам новости из Европы, когда у вас дома такие внутренние известия!»3

Однако «внутренние известия» по-прежнему мало волнуют нашего героя: «Веселитесь, дети, веселитесь!» — говорит он и «берет со стола газету». В этом аспекте весьма выразителен финал пьесы:

Сандырева (мужу). Целуйте ручку, благодарите жену!

Сандырев (целует). Благодарю, благодарю. Господа, это не жена, это — сокровище; особенно в нынешнее-то время. (Тычет пальцем в газету.)

Сандырева. А! Поняли наконец?

-----

Там же. S. 6382 (vgl. Библиотека русской классики, S. 139).

Там же. S. 6383 (vgl. Библиотека русской классики, S. 139).

Там же. S. 6393 (vgl. Библиотека русской классики, S. 144).

[130]

Сандырев. Понял, матушка, понял. Как хорошо, покойно мужу-то! Ни об чем не тужи! Как ему свободно заниматься политикой-то! (Раскрывает газету и идет в дверь направо.)1

Для Сандырева хорошая жена — это та, которая все в доме взяла на себя, а потому позволяет мужу «свободно заниматься политикой», то есть читать газеты. И его представления о «нынешнем времени» сформированы исключительно газетными публикациями. Не случайно, вспоминая об этом времени, он «тычет пальцем в газету».

Ироничное отношение к самим газетам по-настоящему проявляется у Островского только один раз в незаконченной пьесе «Иван Царевич». Сказочный характер этой пьесы (в ее основе — сюжеты русских народных сказок) не мешает «премудрому царю Аггею» сообщить своим подданным: «Недавно я прочел в одной не заслуживающей никакого вероя-тия газете совершенно невероятное известие: царевна Милолика, знаменитая своими несравненными прелестями и приятностию разговора, похищена Кащеем Бессмертным из корыстных видов. Это ужасно!»2

Известие, полученное из газеты, пробуждает в царе желание, чтобы кто-нибудь из его витязей освободил Милолику от Кащея и доставил ее к нему.

Из газеты царь узнал и о другом событии: «Читал я еще в той же газете известие о Жар-птице и златогривом коне; но так как эти предметы не представляют ничего важного в политическом отношении, то если их достанут, — хорошо, а не достанут, — так и не надо: мне нужна царевна Милолика».3

В сказочном пространстве драматургического действия пьесы Островского газета выступает как вполне органичное явление, как источник сведений, заслуживающий доверия, даже если эти сведения приносит газета, не заслуживающая «никакого вероятия»,

В таких аспектах и проявлениях присутствует концепт средства массовой информации в драматургии А.Н. Островского.

-----

1 Там же. S. 6394 (vgl. Библиотека русской классики, S. 144—145).

2 Островский А.Н. Иван Царевич // Полн. собр. соч. // Библиотека русской классики. Вып. 4: А. Островский, И. Тургенев, Ф. Тютчев, А. Фет [Электронный ресурс]. — М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2005. — 1 электрон. опт. диск (CD-ROM). S. 3099 (vgl. Библиотека русской классики, S. 93).

3 Там же. S. 3100 (vgl. Библиотека русской классики, S. 93).

[131]