Вы здесь

Ефимов Н.И. Сколько жизней унесла война?

Отвечая на вопрос о роли Сталина, Владимир Путин сказал в ходе последней, в декабре, “прямой линии” (статья написана в апреле 2010 г. - ред.): “Даже если мы будем возвращаться к потерям, вы знаете, никто не может сейчас бросить камень в тех, кто организовывал и стоял во главе этой Победы, потому что, если бы мы проиграли эту войну, последствия для нашей страны были бы гораздо более катастрофическими. Даже трудно себе представить”.

Это не похоже на экспромт. Оценка продуманная, о самом главном. Такое заявление делает честь главе Правительства. Сомнительна лишь оговорка — “никто не может сейчас бросить камень”. Бросают, Владимир Владимирович. Еще как бросают. И в тех, “кто организовывал и стоял во главе Победы”. И в саму Победу. И в ветеранов-победителей, доживших до наших дней. Вспомните хотя бы гадливый и оскорбительный выпад некоего Подрабинека против ветеранов Великой Отечественной. Чего только не наслышались мы за последние 25 лет! И то, что завалили противника своими трупами. И то, что в Кремле палец о палец не ударили, чтобы обеспечить своих военнопленных правовой защитой, а нацистам только того и надо было. Сами, выходит, виноваты. И то, что другие страны воевали “не так”, у них-то ни ошибок, ни промахов. Разве можно, спрашивают, сравнить наши потери с американскими или английскими.

К 65-летию Победы вышло уникальное, не имеющее аналогов в современной военно-исторической литературе, новейшее справочное издание “Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь” (далее, для краткости, “Книга потерь”). Это итог многолетней, колоссальной работы авторской группы Генерального штаба и Военно-мемориального центра ВС РФ под руководством генерал-полковника, профессора Академии военных наук Г. Ф. Кривошеева. Авторы использовали ранее закрытые для печати архивные документы Генштаба и главных штабов видов Вооруженных сил, МВД, ФСБ, погранвойск и других архивных учреждений. Изучили книги районных (городских) военкоматов по учету извещений (на погибших, умерших и пропавших без вести военнослужащих), поступивших из воинских частей, госпиталей и других военных ведомств. По сравнению с предыдущими изданиями, существенно уточнили общие потери людей и военной техники по периодам и кампаниям войны, по фронтам и флотам, отдельным армиям и флотилиям. Впервые представили уточненные сведения о составе войск противника и его потерях.

Книга — не для легкого чтения. Таблицы, цифры, сопоставления. Бесстрастные свидетельства героических и трагических событий Великой Отечественной.

Война унесла 26 млн 600 тыс. жизней советских людей. Вот как рассчитывается число людских потерь с 22 июня 1941 года по 31 декабря 1945 года:

- численность населения СССР                                                                   

         на 22.06.1941 — 196,7 млн;

- численность населения СССР             

         на 31.12.1945 — 170,5 млн;

- общая убыль населения из числа

          живших на 22.06.1941 — 37,2 млн;

- количество умерших детей по причине

         повышенной смертности (из числа

         родившихся в годы войны) — 1,3 млн;

- умерло бы населения в мирное время,

         исходя из уровня смертности

         1940 года, — 11,9 млн;

- общие людские потери СССР

         в результате войны (37,2 млн + 1,3 млн

         — 11,9 млн = 26,6 млн) — 26,6 млн.

 

“Не перед дурачками отступали”

Познакомьтесь с 94-й таблицей из “Книги потерь”, где показаны, с одной стороны, безвозвратные потери немцев и их союзников, с другой — потери Красной армии с союзниками на советско-германском фронте с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года (тыс. чел.).

Николай ЕФИМОВ. СКОЛЬКО ЖИЗНЕЙ УНЕСЛА ВОЙНА

Несколько пояснений к таблице. Союзники Германии — это войска Румынии, Венгрии, Италии, Словакии и Финляндии. Союзники СССР — Румыния, Болгария, Польша, Чехословакия и Югославия. Румыния и Болгария ухитрились повоевать за обе стороны. Против СССР Бухарест выставил 30 дивизий и бригад, за что Гитлер обещал румынскому диктатору Антонеску часть советской территории “вплоть до Днепра”. Но славы они не сыскали: две румынские армии нашли себе конец под Сталинградом, другие — в Крыму. Как только советский фронт приблизился к границе, в Бухаресте свергли Антонеску и повернули армию против немцев. Точно так же поступила и Болгария: она не объявляла войны СССР, больше того, советский посол оставался в Софии все эти годы, но воевала на стороне Германии против Греции и Югославии, что давало возможность вермахту перебрасывать с Балкан часть своих дивизий против нас.

Как видно из таблицы, соотношение потерь сопоставимо — 1:1,1. Нет, не завалили противника трупами. Это миф.

В действительности обе стороны несли огромные потери. Для нас самыми тяжелыми были первые полтора года войны из четырех, особенно 1941-й. На этот период приходится 56,7 процента безвозвратных потерь за всю войну и 86 процентов пленных и пропавших без вести. Кошмар для немцев — последние два—два с половиной года, начиная с катастрофы под Сталинградом и далее по нарастающей. Не говоря уже о полном разгроме и капитуляции. После 9 Мая 1945 года только перед Красной армией сложили оружие еще почти 1,6 млн солдат и офицеров вермахта.

Всю войну вермахт вел довольно лукавый учет потерь — ограничил его гражданами Германии в границах 1937 года, то есть принижал. Австрийцы, судетские немцы, разные фольксдойче в потерях не учитывались. И до сих пор в немецких источниках потери, как правило, так и подаются. По принципу — “остальные не наши”. Но эти “не наши” воевали и гибли. В войну против СССР гитлеровское руководство и кнутом, и пряником вовлекало население оккупированных стран. Шли в вермахт, в войска СС и добровольцы, особенно поначалу, когда казалось, что СССР будет легкой добычей: всего 1 млн 800 тыс. европейцев. Из них за годы войны немцы сформировали 59 дивизий и 23 бригады. Внушительная сила. Сами названия говорят об их национальной принадлежности — “Валлония”, “Галичина”, “Богемия и Моравия”, “Викинг”, “Нидерланды”, “Фландрия”, “Шарлемонь” и т. д. Немцы не относили на свой счет и потери так называемых “хиви” (“добровольных помощников”). Это подсобные рабочие (фактически — солдаты) в мастерских, на кухнях и т. п. В пехотных дивизиях их насчитывалось до 10 процентов, в транспортных колоннах до половины состава. В “хиви” набирали словаков, хорватов, румын и т. д. Были среди них и наши военнопленные, спасавшиеся таким образом от голодной смерти. У Паулюса под Сталинградом числилось, например, 52 тыс. “хиви”. Все эти потери немцы не считали своими. Учитывали ли вообще? В немецких документах ответа на этот вопрос нет. К потерям “не наших” относились как к одноразовой посуде: использовали, выбросили, забыли.

Похожий учет вели и союзники Германии. Классический пример — Румыния. В 1941—1944 годах в румынскую армию призывали молдаван. Но потери молдаван в войне против СССР в отчетах румынской армии не показаны. Вы думаете, сбросили учет на Всевышнего? Нет, эти потери вошли в демографические утраты СССР. Как и потери латышей из “Ваффен-СС”, бандеровской “Галичины”, власовцев, “хиви” и т. п. С одной стороны — абсурд. С другой...?

Трагичной оказалась судьба советских военнопленных. Из 4 млн 559 тыс. человек, попавших в плен, вернулись на Родину 1 млн 836 тыс. (40 процентов). Около 2,5 млн человек погибли и умерли в плену (55 процентов). Более 180 тыс. эмигрировали в другие страны или вернулись домой в обход сборных пунктов. Возвращались и годы спустя после войны.

Сравните это с судьбой военнопленных противника: вернулось домой немцев, австрийцев, венгров, румын и т. д. 85,2 процента. Чувствуете разницу? Если бы такой же процент выпал на долю наших военнопленных, то вернулись бы еще более 2 млн человек и на эту же цифру уменьшились бы наши общие потери в войне. Сколько детей они нарожали бы! Но не вернулись.

Николай ЕФИМОВ. СКОЛЬКО ЖИЗНЕЙ УНЕСЛА ВОЙНА

 Винница.Август 1942 год.
 Вот такой "новый порядок"
 устанавливали господа арийцы

  Тема военнопленных особая, требующая отдельного рассмотрения. Тема не простая, о судьбах миллионов людей. И судьбах разных.   

  Здесь, говоря   словами А. Твардовского, Сталин

                                 ...являл черты

                                  Своей крутой, своей жестокой

                                  Неправоты.

                                  И правоты.

Сегодня, из далекого далека, многие обстоятельства, рассматриваемые вне титанического напряжения тех лет, смотрятся иначе, не так, как участниками события. Один пример. Сентябрь 1942 года. Армия Чуйкова прижата в Сталинграде к узкой прибрежной полоске. Севернее враг пробил коридор и вышел к Волге. Чтобы помочь осажденным, Ставка планирует наступление с севера, чтобы перерезать этот коридор. Сил у Красной армии на тот момент не хватало. “Успех операции зависел от скрытного сосредоточения войск” — это был первый пункт памятки Г. Жукова, направленной Генштабом командармам, готовившим операцию. Но накануне наступления группа красноармейцев из 173-й стрелковой дивизии перебежала к немцам. Предпочли плен. И как, прикажете, поступать с ними? Тема, повторяю, требует отдельного разговора.

В этой статье — кратко о фактах малоизвестных: о том, какие шаги предпринимало наше государство на внешнеполитическом фронте ради жизни военнопленных.

В самые первые дни войны руководство страны обратилось к шведскому правительству с просьбой представлять интересы СССР в Германии (там оставались наши дипломаты, корреспонденты и др.) и, самое главное, довести до сведения Берлина, что СССР признает Гаагскую конвенцию 1907 года о содержании военнопленных (а это был основополагающий документ) и готов выполнять ее на основах взаимности. Германия не отвечала. 17 июля народный комиссариат иностранных дел официально напомнил шведам о просьбе. Берлин молчал. 8 августа зарубежные посольства в Москве получили циркулярную ноту советского правительства аналогичного содержания. Наконец, 26 ноября 1941 года “Правда” и “Известия” опубликовали ноту НКИД, врученную накануне всем дипломатическим представительствам. “Лагерный режим, установленный для советских военнопленных, — говорилось в ноте, — является грубейшим и возмутительным нарушением самых элементарных требований, предъявляемых в отношении содержания военнопленных международным правом, и в частности Гаагской конвенцией 1907 года, признанной как Советским Союзом, так и Германией”.

Германия проигнорировала все обращения. Она была в “эйфории победы”: на разгром СССР план “Барбаросса” отводил 5 месяцев. Все начиналось, считал Гитлер и его генералы, как нельзя успешно. Уже 3 июля начальник генштаба Галдер записал в дневнике: “...кампания против России выиграна в течение 14 дней”. Далее, считал он, последует быстрый и легкий захват промышленных районов СССР. Какие там военнопленные?! Кто спросит за них с победителей? Кого будет волновать их судьба?

Мой покойный тесть В. Г. Егоров контуженным попал в плен в 1941-м. Чудом выжил. В 1943-м вдвоем с товарищем бежал, снова воевал. Никогда, даже десятилетия спустя, даже после того, как принимал на грудь фронтовую норму да повторял ее, ни-ко-гда не рассказывал о плене. Не мог. Бередить душу пережитым адом было для него слишком больно и мучительно.

Советских военнопленных гитлеровцы уничтожали сознательно: голодом, расстрелами, отравляющим газом. Концлагеря смерти Освенцим-Биркенау и Майданек первоначально были построены для них. “Принципиально важные приказы военного командования и пропаганда о “недочеловеке” давно уже создали общее впечатление, что жизнь советских граждан не представляет никакой ценности. Значительная часть вермахта, как офицеры, так и рядовые, подпала под влияние нацистской идеологии и была готова обращаться с “недочеловеками” соответственно... В руководстве многих лагерей царило мнение, что “чем больше этих пленных погибнет, тем лучше для нас” — таков вердикт немецкого историка Кристиана Шрайта.

На Нюрнбергском процессе обвинение свелось к одному слову — геноцид. 

Авторы “Книги потерь” кратко высказываются о причинах наших потерь в войне, прежде всего в ходе ее первого периода. Они выделяют две из них: фактор внезапного нападения Германии и просчеты советского военно-политического руководства накануне и в начале войны. Генерал армии Махмут Гареев, сам участник Великой Отечественной, подробно анализировал это в № 2 “РФ сегодня” и историк Святослав Рыбас в № 24 за 2009 год. Отсылаю читателей к их статьям, чтобы не повторяться.

В советское время почему-то затушевывалось, что в СССР вторглась самая сильная на тот момент армия в мире. За год до этого она легко и молниеносно разгромила французские вооруженные силы, которым, как тогда считали специалисты, не было равных. Помню, буквально как откровение прозвучали в 60-е размышления маршала Г. Жукова в беседе с К. Симоновым. “Надо оценивать по достоинству немецкую армию, с которой нам пришлось столкнуться с первых дней войны, — говорил он. — Мы же не перед дурачками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира. Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу войны была лучше подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом войны победоносной. Это играет огромную роль. Надо также признать, что немецкий генеральный штаб и вообще немецкие штабы, немецкие командующие лучше и глубже думали, чем наши командующие. Мы учились в ходе войны...”

После Полтавской битвы Петр I поднимал тост за шведских генералов — своих учителей. Пожалуй, об учителях говорил он больше на радостях. Учился Петр I на собственных ошибках, на собственных поражениях.

В Великую Отечественную тоже пришлось учиться на собственных поражениях. Война провела “естественный отбор” командующих уже в первые месяцы войны, в конечном итоге они и стали маршалами Победы. Известный английский историк и военный теоретик Лиддел Гарт сразу после войны получил возможность общаться с пленными немецкими генералами, расспрашивать о прошедших сражениях. Показательны их высказывания о советских военачальниках и советской армии. Фельдмаршал Рундштедт: “Очень хорош был Жуков”. Фельдмаршал Клейст: “Их командиры моментально усвоили уроки первых поражений и в короткий срок стали действовать на удивление эффективно”. Генерал Дитмар: “Жуков считался (в немецком генералитете) выдающейся личностью”. Генерал Блюментрит: “Первые же бои в июне 1941 года показали нам новую советскую армию. Наши потери порой достигали 50 процентов”.

Второй фактор, определивший масштабы наших потерь: три года СССР сражался один на один с Германией и со всей континентальной Европой. Больше того, после 1941-го СССР два года воевал в “усеченном” составе. Более 70 млн человек оказались в оккупации. Итого 120 млн против 300 млн. А второго фронта не было. Черчилль проявил все свои недюжинные способности, чтобы оттянуть его до предела. Сберегал ли он таким образом жизни своих солдат, обескровливал ли Германию и СССР, в чем был очень заинтересован, просто боялся, как считал посол И. Майский, или Гесс все-таки достиг договоренности с англичанами о втором издании “странной войны” (последняя версия высказывается и западными исследователями; все сомнения могли бы развеять документы, но дело Гесса хранится за семью печатями, а без серьезной причины такое не прячут) — факт остается фактом: Гитлеру была обеспечена спокойная жизнь на европейском Западе. В марте 1943-го начальники штабов попросили Черчилля обратиться к Сталину, чтобы узнать о планах советского командования на предстоящее лето. “Наше военное участие слишком незначительно, чтобы задавать такие вопросы, — ответил Черчилль. — Против 6 дивизий немцев, стоящих против нас, Сталин сражается со 185 дивизиями”.

Отсюда и разные потери — у нас и у союзников. Они высадились во Франции, когда, по словам того же Черчилля, Красная армия сломала хребет вермахту.

Сталину, уставшему от пустых обещаний, пришлось в Тегеране, на встрече “большой тройки”, прибегнуть к “крепкому приему”. В капитальном исследовании “Второй фронт” известный дипломат и историк Валентин Фалин пишет: 30 ноября 1943 года в беседе один на один Сталин предупредил Черчилля: если в мае 1944 года не будет высадки в Северной Франции, Красная армия воздержится в течение года от всяких операций. “Погода будет плохая, будут затруднения с транспортом, — заявил, согласно английской записи, Председатель Совнаркома. — Разочарование может вызвать недоброжелательство. Если не произойдет крупных изменений в европейской войне в 1944 году, русским будет очень трудно продолжать войну”. Черчилль, должно быть, мгновенно представил, что будет, если Гитлер перебросит 15—20 дивизий с Восточного фронта в южную Италию, где союзники завязли.

Через два часа после этого, как сказали бы сейчас, “крутого” приема Сталину объявили, что второй фронт будет открыт в мае 1944-го.

В Лондоне и в Вашингтоне хотели “легкой” для себя войны. Обвинять их в этом — пустое дело. Они исходили из своих национальных интересов. США и Великобритания могли себе это позволить: океан и Ла-Манш надежно укрывали их от танковых дивизий вермахта. Известный британский историк А. Тейлор писал: “На протяжении всей войны у Сталина не было свободы действий. Все, что он предпринимал, было предрешено германским вторжением. Он вынужден был вести войну массовую, в которой миллионы солдат противостояли друг другу (никто во всей Второй мировой войне в такой схватке не участвовал), и вести ее на европейской территории России. Даже победы не давали ему свободы действий: он не мог избежать такой войны до самого конца, разница была лишь в том, что после Сталинграда он побеждал, а не терпел поражения” (“History of the Second World Waг”, London, v. 4, p. 1604).

Иностранцы понимают иногда Великую Отечественную войну глубже, основательнее, объективнее.

“Убивай всякого русского”

Потери гражданские были еще огромнее. Вторая мировая война отличалась от Первой небывалым количеством войск, многократно возросшей убойной силой оружия и военной техники, что неизбежно умножало потери среди гражданского населения.

Николай ЕФИМОВ. СКОЛЬКО ЖИЗНЕЙ УНЕСЛА ВОЙНА

   Гатчина. Январь 1944 год.
   Красноармейцы у тел замученных мирных жителей

Но не это было главной причиной огромных потерь.

Гитлер развязал против СССР не просто войну, а войну на истребление целых народов, в первую очередь славянского, русского. Войну без правил. Был разработан план “Ост” — чудовищная программа геноцида на оккупированной территории СССР. Цель этой программы — создание Великой Германии до Урала. “Для нас, немцев, — говорилось в одном из обоснований плана “Ост”, — важно ослабить русский народ в такой степени, чтобы он не был в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе”. Рассчитывали с ходу уничтожить 30—40 млн человек, прежде всего интеллигенцию. Начинали с военнопленных, евреев и цыган.

Немецкий историк Вольфрам Ветте описывает цель и смысл войны за “жизненное пространство” против СССР: “По окончании завоевания страны на Востоке численность славян должна быть сокращена, а выжившие должны были стать рабами “германских господ”. Чтобы они не роптали под этим новым господством, их культурный уровень должен был впредь удерживаться на низком уровне”. Ветте приводит предписание М. Бормана, постоянного истолкователя воли фюрера. “Спустя год после начала войны против Советского Союза, — пишет историк, — (Борман) так уточнил антиславянскую политику нацистского режима: “Славяне должны работать на нас. Когда они нам больше не понадобятся, они могут умирать... Мы господа, и они уступят нам дорогу”.

“Памятка немецкому солдату”, которая вручалась в вермахте каждому, требовала: “У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навек”.

Напомню тем, кто пытается поставить на одну доску нацистскую Германию и Советский Союз: советские солдаты вступали на немецкую землю с прямо противоположной памяткой: “Гитлеры приходят и уходят, а народ германский остается”. И это был лозунг не фронтовой газеты, а приказ Верховного главнокомандующего Сталина. Потому жителям Берлина наши повара и раздавали еду из походных котлов.

Немецкие солдаты действовали соответственно своей памятке и своей идеологии. Валентин Фалин, на которого я уже ссылался, родился в деревне под Ленинградом. Он рассказывал в беседе с Савелием Ямщиковым, опубликованной в газете “Завтра”: “Из примерно тысячи трехсот человек, живших в этой деревне, после войны вернулось только двое: один солдат без ноги и моя тетка. У тетки было пятеро детей — все пятеро погибли, убили и мужа. У другой тетки было четверо детей, все они вместе с ее мужем погибли, а с ними и моя бабка”. “Как погибли?” — спросил С. Ямщиков. “Моего двоюродного брата застрелили — он пытался зайти в дом без спроса. Ему было неполных 5 лет. А остальных гоняли через лес по гатям — это были настеленные бревенчатые дороги через лес, люди должны были пройти по ним толпой. Взорвутся — значит, есть мины. Не взорвутся — могут и немцы идти. К концу этих походов в живых остались одна моя тетка и ее дочь — все остальные погибли”.

Скажите, каких еще конвенций не подписал Сталин или Советский Союз, чтобы предотвратить такое варварство? В. Фалин объясняет все русофобией немцев и вообще европейцев, “страшнейшим злом, с которым, как считает он, Россия имела дело на протяжении практически всего своего существования”. Русофобия играла и в наше время играет важную роль. И все же, думается, тут не только и, главное, не столько русофобия. Патриарх Кирилл назвал гитлеровский режим человеконенавистническим. Суть в этом. Солдаты и офицеры вермахта были переполнены чувством расового превосходства: русские были для них низшей расой, “недочеловеками”. Их жизнь в глазах “высшей арийской расы” ничего не стоила. Как жизнь рабов или домашней скотины.

Недавно в Германии вышла книга с фантастической судьбой, ставшая бестселлером. Самое прямое отношение она имеет и к нашему разговору. Это фронтовой дневник рядового Вилли Вольфзангера, сгинувшего в 1944-м, когда советские войска громили немецкую группу армий “Центр”. Ему было 23 года. Несколько раз в ходе войны он приезжал после ранений в родной Дуйсбург и отшлифовывал будущую книгу “Русские приключения”. Так Вольфзангер назвал ее. Потом в тексте появятся другие определения — “крестовый поход”, “бойня” и даже проклятия тем, кто отправил его на войну. Рукопись пролежала все эти годы в доме родителей, пока не была обнаружена родственниками. Автор не нацист, из интеллигентной семьи. Писал стихи: “Я сжигал все города, убивал женщин. / Я стрелял в детей, грабил все, что мог, на этой земле. / Матери проливали слезы и рыдали по своим детям. / Я делал это. Но я не убийца. / Я просто был солдатом”.

В прозе “просто солдат” намного конкретнее. Радуется, что отправил матери посылку с продуктами, которые “реквизировал” (!) у населения. Деталь “реквизиции”: “В страхе перед голодной смертью один из крестьян попытался отнять у солдата награбленное, но тот размозжил ему череп прикладом винтовки, застрелил женщину и поджег дом”. Другая сцена: “На следующее утро один из солдат распаковывал ящики с ручными гранатами с помощью ста пленных русских, а затем расстрелял их всех из автомата”. Вместе с приятелями весело хохочет, когда на их глазах мина разрывает на куски русскую женщину: “Видели в этом, — поясняет, — комическое”. Отступая после Курской битвы на Запад, оставляют за собой руины и пожарища: “Шли, попутно поджигая дома в деревнях... и взрывали печи. Женщины плакали, дети замерзали в снегу. Проклятия сопровождали нас. Но никто на это не обращал внимания. Когда нам выдали наконец сигареты, мы зажигали их о бревна тлеющих изб”.

России Вольфзангер не знал и не понял. Для него она осталась “зловещей”, у нее “не имеется никакой истории”. Хотя кое-что все же заметил: “Строительство и технические успехи русских никак не вписывались в наши представления о России. А там двадцати лет оказывалось достаточно, на что другие страны тратили столетия”.

Все послевоенные годы в Германии валили преступления на Гитлера, гестапо и СС. Армия оставалась “ни при чем”. В недописанной книге Вольфзангера вермахт (а через него прошла половина мужского населения Германии) предстал во всем “блеске”. Таким, каким вермахт и был.

Вот как выглядит в “Книге потерь” мартиролог жертв гражданского населения СССР в период нацистской оккупации.

Николай ЕФИМОВ. СКОЛЬКО ЖИЗНЕЙ УНЕСЛА ВОЙНА

В это число не включены партизаны и подпольщики, которых немцы относили к военнопленным. Не включены 240 тыс. евреев и 25 тыс. цыган, уничтоженных между Днестром и Бугом румынскими последователями Гитлера. Это как бы отдельный счет для Румынии.

Кроме жертв, связанных с фашистским террором, ужасом оккупации, большие потери население понесло от боевого воздействия врага в прифронтовых районах, в блокадных и осажденных городах. В Ленинграде умерло от голода 641 тыс. человек, от артиллерийских обстрелов — 17 тыс. А ведь был еще полностью разрушенный Сталинград, Смоленск, Минск и 1710 городов и поселков городского типа, 70 тыс. сожженных деревень, в том числе сотни сел, которые постигла участь белорусской Хатыни. С учетом этих жертв гражданское население потеряло 17,9 млн человек.

Военные действия на территории СССР продолжались более трех лет, и, как пишут авторы “Книги потерь”, “беспощадный фронтовой каток “прокатывался” по ней дважды: сначала с запада на восток, до Москвы, Сталинграда, потом в обратном направлении”. В Германии боевые действия велись менее 5 месяцев. США и Англия, к счастью для них, таких “катков” не изведали. Как и планов “Ост”. Как и Бабьего Яра, Саласпилса...

...Давно закончилась война. Уходят последние ветераны. Уходит и поколение детей войны, для которых День Победы не просто историческая дата, а часть жизни, которую нельзя забыть. Пройдет еще 10—20 лет, и Великая Отечественная станет для следующих поколений такой же далекой, как Первая мировая. Это естественный процесс. Не забыть бы только ее главные уроки.

В конце 60-х отдыхали в женой в Пицунде. Тогда — модный курорт, интуристовский, достать путевки туда было немыслимо. Как-то утром, когда море ластилось к гальке, мы сидели с соседями по столу у самой кромки воды. Просматривали газеты. Загорали. Я бы, конечно, не запомнил то сказочное утро, если бы сосед вдруг не встрепенулся и не замер в напряжении, прислушиваясь к разговору туристов из Германии (уже и не помню, какой именно), сидевших совсем рядом с нами. “Вы знаете, что сказал пожилой немец? — спросил он. — Он сказал: подумать только — все это могло стать нашим”.

Все! Не только Пицунда, но и Волга с Валдаем, и Ока с есенинскими далями, и Тихий Дон... Все!

Можно ли такое представить?

Тот пожилой немец представлял. И солдаты вермахта, гнавшие двух теток и братьев Фалина, представляли. Они и вломились к нам 22 июня за этим.

На многих обелисках в нашей стране начертано: “Никто не забыт. Ничто не забыто”.

Не забыть бы начертанное.

Перепечатывается из журнала "Наследник" в порядке информационной поддержки. Постоянный адрес статьи -

http://www.naslednick.ru/articles/history/history_28.html

Автор: