Вы здесь

Абсурдные обвинения и тоталитарное правосудие.

Заговора никакого нет, однако если говорить
языком практических результатов,
последствия такие, как будто заговор все же был.

Дэвид Кортен

Генеральная прокуратура Литвы «квинтэссенцию» своего расследования январских событий 1991 года изложила в виде ранее упомянутого 75-страничного «Уведомления о подозрении», которое осенью 2010 г. она через Генпрокуратуру РФ направила российским гражданам, подозреваемым в попытке государственного переворота.

22 ноября 2010 г. в Преображенской прокуратуре г. Москвы меня ознакомили с этим «Уведомлением…».Признаюсь, что прежде не доводилось читать столь слабо аргументированный и абсурдный документ. Создавалось впечатление, что его писал запрограммированный робот, лишенный каких-либо зачатков логики.

Согласно этому документу, «Владислав Швед уведомляется о подозрении в том, что в период с 11 марта 1990 г. он, будучи членом КПЛ/КПСС и 2-ым секретарь ЦК КПЛ/КПСС с целью незаконной смены конституционного строя Литовского государства, покушения на его независимость, нарушения его территориальной целостности, совместно…» далее перечисляются 57 фамилий «соучастников».

По утверждению литовских прокуроров, Швед также«принимал активное участие в деятельности антиконституционных организаций другого государства – СССР, и иностранной организации – КПСС и её подразделения  в Литве КПЛ/КПСС…» и далее перечисляются другие «преступные деяния» Шведа. Аналогичные обвинения с небольшими вариациями, видимо, получили и другие подозреваемые.

Данные обвинения абсурдны по сути, так как Швед, являясь законопослушным гражданином СССР, в соответствии с Конституцией СССР, решениями третьего внеочередного Съезда народных депутатов СССР, Указами Президиума Верховного Совета СССР и Указами Президента СССР о незаконности провозглашения Литвой независимости, участвовал в восстановлении действия Конституции СССР на территории Литовской ССР.

Не вызывает сомнений, что провозглашение независимости Литвы 11 марта 1991 г. с правовых позиций следует рассматривать лишь как заявление о намерениях. Вплоть до сентября 1991 г. мировое сообщество отказывалось признать Литвы в качестве независимого международного субъекта. Только одно это делает обвинения литовских прокуроров в адрес Шведа и других подозреваемых юридически ничтожными.

Напомним, что согласно Конституции СССР Литовская ССР имела право выйти из СССР. Но объявление независимости явочным порядком, нарушая территориальную целостность, сложившееся в СССР экономическое пространство и права большой группы населения республики, продолжающих считать себя гражданами СССР, явилось, по сути, государственным переворотом.

В соответствии с Конституцией и законами СССР все организаторы этого переворота и, прежде всего, Ландсбергис, должны были быть немедленно привлечены к уголовной ответственности. Этого они избежали лишь благодаря предательской позиции Президента СССР Горбачева. Если нечто подобное произошло бы в США, то участники этого переворота до сих пор находились бы в тюрьме.

Необходимо также развенчать миф о том, что Москва в 1990-1991 гг. пыталась силой не выпускать маленькую и беззащитную Литву из СССР. На самом деле проблемность ситуации в 1990 г. заключалась не в препятствии союзных властей желанию Литвы выйти из Союза, а в желании Литвы выйти явочным порядком, нарушая законы и Конституцию СССР.

Заметим, что мифом является и утверждение о том, что «противники независимости» были принципиально против любого выхода Литвы из СССР. 28 апреля 1990 г. на Учредительном съезде Гражданских комитетов Литовской ССР, представлявших граждан СССР в Литве, в докладе было отмечено: «Гражданский комитет считает, что, если народ Литвы решит выйти из состава Союза - это его право. Но оно должно реализовываться в рамках Конституции СССР и Закона о выходе союзной республики из СССР».

Аналогичная позиция была зафиксирована в решениях ХХI съезда Компартии Литвы (КПСС), состоявшегося в июне и сентябре 1990 г. Такая позиция в той ситуации была естественна. Граждане СССР в Литве хотели гарантий, что их права после выхода Литвы из Союза не будут ущемлены. Гарантии становились реальностью только в случае выхода Литвы из Союза по Закону СССР.

При этом Компартия Литвы/КПСС стремилась сохранить максимально самостоятельную Литву в составе обновленного Союза.И в этом нет ничего противозаконного. Сегодня литовские политики признают, что Литва вышла из одного Союза и вступила в в другой, Евросоюз, где диктат по некоторым вопросам более жесткий, нежели был в СССР. Давно известно, что в современном мире государственная независимость, это, прежде всего, свобода выбора формы зависимости.

Заявления депутатов Верховного Совета Литовской ССР, избранного в феврале (24) и марте (4,7,10) 1990 г, о том, что они якобы представляли большинство граждан Литвы, являются не корректными. Да, на выборах в Верховный Совет представители «Саюдиса» одержали убедительную победу. Они получили 91 депутатское место из 140. К этому следует добавить 17 депутатов, баллотировавшихся от Компартии Литвы, но одновременно являющихся членами «Саюдиса».

Примечание. Последний, 141-й депутат ВС Лит. ССР Швед В.Н., был избран 24 ноября 1990 г. в 21-ом Нововильняском избирательном округе с результатом 74,1 %. До этого избиратели этого округа четырежды фактически бойкотировали выборы в ВС.

Тем не менее, депутаты от «Саюдиса» в новом парламенте не представляли абсолютное большинство жителей Литвы. При средней явке на выборы в 70% и общем количестве избирателей в 2.581 тыс. чел. за депутатов от «Саюдиса» проголосовало немногим более 30% всех избирателей. За всех 140 избранных на 11 марта 1990 г. депутатов Верховного Совета проголосовало около 42% общего числа избирателей Литвы.

Однако это не помешало вновь избранному Верховному Совету Лит. ССР, ссылаясь на волю якобы абсолютного большинства населения Литвы, принять 11 марта 1991 г. решение о восстановлении независимости Литвы и переименовании Литовской ССР в Литовскую республику.

Российскому читателю эти рассуждения могут показаться надуманными. Особенно, если учитывать современное российское законодательство о выборах, когда для победы хватает четверти голосов избирателей. Но в 1990 г., после вступления в силу Закона СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР»(03. 04. 1990 г.), решение о выходе из Союза можно было принять только путем всеобщего референдума, в ходе которого не менее двух третей граждан республики поддержали бы это решение.

Руководству «Саюдиса», пришедшему в 1990 г. к власти в Литве, эти положения были хорошо известны. За год пребывания в Верховном Совете СССР народные депутаты от Литвы обзавелись большим количеством не только друзей, но и «агентов влияния». Естественно, новой литовской власти надо было любой ценой обеспечить эти две третьих голосов. Тогда бы ситуация представляла бы опасности для неё опасности.

Третий Съезд народных депутатов СССР имел полное право объявить решение ВС Лит. ССР о провозглашение независимости не законным. Попытки же литовских прокуроров переложить ответственность за решение, принятое на государственным уровне Съездом народных депутатов, представляющим 240-миллионный Союз, на конкретных законопослушных граждан, реализующих это решение, являются неправомерными.

Тем не менее, литовские прокуроры утверждают, что Швед в марте 1990 г. «активно участвуя в деятельности антиконституционной организации другого государства – СССР, и иностранной организации КПСС и её подразделения в Литве - КПЛ/КПСС совместно М. Бурокявичюсом, Ю. Куолялисом, Ю. Ермалавичюсом, В. Лазуткой, И. Кучеровым организовал группу военных другого государства – Псковской воздушно десантной дивизии Министерства обороны СССР… для осуществления захвата учебного корпуса Вильнюсского педагогического института…».

Обратим внимание на то, что в «Уведомлении…»литовские прокурорыопределяют Компартия Литвы/КПСС, как«антиконституционную организацию». Это свидетельствует об их правовой некомпетентности. Утверждения об антиконституционности или незаконности КПЛ/КПСС могли бы иметь место, если бы Генпрокуратура Литвы в 1990-1991 гг. направила бы в адрес КПЛ/КПСС, хотя бы одно юридически грамотное предупреждение о незаконности её деятельности.

Однако в 1990-1991 гг. и Верховный Совет под руководством Ландсбергиса и прокуратура Литвыпризнавали наличие двоевластия и состояние конституционно-правового кризиса в республике. А факт утверждения Шведа депутатом Верховного Совета Литвы в ноябре 1990 г. свидетельствует о том, что его деятельность в качестве 2-ого секретаря ЦК КПЛ/КПСС и председателя Гражданского комитета Лит. ССР Верховный Совет не считал противозаконной. Это сразу же ставит крест на обвинениях литовских прокуроров.

Классическим вариантом надуманного обвинения является утверждение о том, что Швед «организовал»группы военных из 107-ой мотострелковой дивизии и 76-ой Псковской воздушно-десантной дивизии и специальной группы «А» КГБ СССР!

Заявления, что политик республиканского масштаба мог в СССР в 1991 г. командовать воинскими подразделениями союзного подчинения, не говоря уже о спецгруппе «Альфа», свидетельствует либо о полной профессиональной некомпетентности литовских прокуроров, либо об их полной политической заангажированности. Такую же заангажированность в 1937-1938 гг. демонстрировали следователи ежовского НКВД, расследуя дела «врагов народа».

Возможно, в «демократической» Литве политики районного масштаба, могут командовать армейскими подразделениями, но в СССР для переброски частей элитной 76-ой Псковской дивизии ВДВ в союзную республику требовалось не только указание Министра обороны, но и согласие Президента СССР.

Что же касается захвата в марте 1990 г. учебного корпуса Вильнюсского педагогического института (ВПИ) по ул. Шевченко, 31, то следует иметь в виду следующее. По этому адресу никогда не находились помещения Вильнюсского педагогического института. Там изначально находилась Вильнюсская высшая партшкола, здание которой было построено за средства Управления делами ЦК КПСС. Соответственно, оно находилась на балансе КПСС и являлась её собственностью. Совет министров Литвы не имел права в марте 1990 г. рейдерским путем объявлять эту собственность бесхозной и передать ее ВПИ. Ясно одно, это было незаконное решение, особенно в свете утверждений новой литовской власти о том, что право собственности в Литве будет охраняться.

После провозглашения 11 марта 1990 г. Акта о независимости, попытки захватить явочным порядком, не только собственность КПСС, но и союзную собственность, в Литве были повсеместными. Между тем, по любым законам (советским или рыночным) на собственность КПСС в Литве никто не имел права претендовать, кроме КПСС.

Известно, что спорные партийные объекты: вышеназванный Дом печати, новое здание ЦК Компартии Литвы, комплекс Дома политпросвещения (недостроенный), здание Высшей партшколы (ВПШ) и др. были построены на средства КПСС. Так, взятый 11 января 1991 г. под охрану Дом печати стоил КПСС 29,8 млн. руб. Однако с марта 1990 г. им единолично распоряжались новые литовские власти и представители Компартии Альгирдаса Бразаускаса.

Разговоры о том, что партийная собственность в Литве была оплачена литовскими коммунистами и принадлежала Компартии Литвы, не соответствует действительности. Так, доходы Компартии Литвы с 1946 по 1988 гг. составили 300,6 млн. рублей и все они пошли на выплату зарплат партийным работникам республики и текущие расходы. Общие же расходы Компартии Литвы за это время составили 414,5 млн. рублей. То есть члены КПСС, в основном из российских краевых и областных парторганизаций, спонсировали коммунистов Литвы на сумму в 113,9 млн. руб., которые в основном были использованы на строительство зданий для партийных нужд. (См. «Известия». 13 апреля 1990 г.).

Руководствуясь решениями третьего внеочередного Съезда народных депутатов СССР (15.03.1990 г.) о незаконности провозглашения Литвой независимости, Президиум Верховного Совета СССР 20 марта 1990 г. принял указ «Об охране суверенитета Союза ССР на территории Литвы». Во исполнение вышеназванных решений Совет Министров СССР 28 марта 1990 г. издал постановление «О мерах по защите собственности КПСС на территории Литовской ССР». В марте 1990 г. постановление СМ СССР от 28. 03. 1989 г. было выполнено силами воинской части внутренних войск МВД СССР, дислоцированной в Вильнюсе, но никак не псковскими десантниками.

Напомним литовским прокурорам, что части 76-ой Псковской воздушно-десантной дивизии на территории Литвы появились только 8 января 1991г. В силу этого они не могли в марте 1990 г. взять под охрану здание Высшей партшколы по ул. Шевченко, 31. Если прокуроры не смогли проверить эту простейшую информацию, то можно ли верить другим утверждениям, изложенным в «Уведомлении о подозрении»?

Все претензии относительно взятия под охрану собственности КПСС, следует адресовать 3-ему Съезду народных депутатов СССР. Президенту СССР Михаилу Горбачеву и Председателю СМ СССР Николаю Рыжкову. Военные действовали на основании решений, принятых ими. Кстати, Генпрокуратура Литвы в марте 2011 г. почему-то не осмелилась поддержать требование бывшего советского диссидента Владимира Буковского Магистратскийсуд Вестминстера с требованием привлечь Горбачева к ответственности за трагические события в Тбилиси, Баку и Вильнюсе.

Правда, в мае 2011 г. появилась информация о том, что Генпрокуратура Литвы намерена допросить бывшего Президента СССР Михаила Горбачева в качестве свидетеля по делу о событиях 91-го года. Литовские надзорные органы намерены вызвать Горбачева на допрос по делу об инциденте 13 января 91-го года и просят Россию о правовой помощи в организации этого допроса.

Однако пресс-секретарь бывшего президента СССР Владимир Поляков сообщил радиостанции «Эхо Москвы» о том, что Горбачев о событиях 1991 г. неоднократно говорил в своих интервью и всё известное ему описал в своих книгах. Поэтому встречаться с литовскими прокурорами Горбачев не видит смысла.

Сегодня можно утверждать, что осуществляя реализацию своих решений в Литве, Москва стремилась представить коммунистов-членов КПСС в неблагоприятном свете. Почему при взятии под охрану собственности КПСС военные обязательнотребовали присутствия при этом работников аппарата ЦК КПЛ/КПСС?Так и чудится за ширмой этого требования хитроватая физиономия секретаря ЦК КПСС Александра Яковлева.

В итоге КПЛ/КПСС предстала перед литовской общественностью, как инициатор этих акций. Законный, но силовой «захват» спорных партийной собственности позволил Ландсбергису отождествить коммунистов-членов КПСС с брутальными захватчиками, которые изначально сделали ставку на грубую военную силу.

Ясно, что передача КПЛ/КПСС партийных объектов, взятых под охрану, должна была осуществляться не в момент взятия объекта под охрану, а позже на основании официального распоряжения Управления делами ЦК КПСС. Мои попытки придать этому процессу правовой вид не имели успеха.

В этой связи следует сказать несколько слов о людях, ставших во главе Компартии Литвы/КПСС. Это, без сомнения, были честные и порядочные коммунисты. Все они стремились обеспечить пребывание максимально самостоятельной Литвы в обновленном Союзе, или же добиться, чтобы Литва выходила из Союза на основании соответствующего Закона СССР.

К сожалению, единства в методах действия Компартии по достижению этих целей не было. Значительная часть руководства Компартии (КПСС) уповала на всесилие Центра. В условиях национально-политической изоляции, в которой оказалась Компартия Литвы/КПСС, это было серьезной ошибкой. Мне же за годы горбачевской перестройки стало понятно, что рассчитывать на реальную помощь Москвы сомнительно, прежде всего, по причине катастрофического запаздывания реакции ЦК КПСС на события в республике.

Эту мысль я озвучил 10 августа 1989 г. на митинге в Нагорном парке. Она звучала так: «важно понять одно, что надеяться на помощь Центра, на его всесилие не приходится!». Её я повторил в октябре 1989 г. на ХХIПленуме ЦК КП Литвы, в интервью журналу «Собеседник» («Взмахнем крылами?» № 4, январь 1990 г.), а также в своём выступлении на ХХVIIIсъезде КПСС.

Помимо этого, я пришёл к выводу, что в силу недооценки Кремлем национальной специфики республики и литовского менталитета, его помощь нередко приносила больше вреда, чем пользы. Ну, а когда в августе 1990 г. в интервью журналу «Политика» (№ 12) я заявил, что в случае выхода Литвы из СССР не вижу смысла в существовании Компартии Литвы/КПСС, как части КПСС, то негодованию моих коллег по партии не было предела. Всё это, естественно, накладывало отпечаток на мои отношения с коллегами по ЦК КП Литвы/КПСС.

Этой ситуации умело воспользовался Департамент государственной безопасности Литвы (независимой), который сумел убедить руководство ЦК в том, что Швед является агентом ДГБ.Кстати, когда в январе 1994 г. я встретился в Минске с одним из бывших лидеров вильнюсского Совета секретарей парткомов Владимиром Антоновым, то с удивлением узнал, что и он и ряд других товарищей, которые создавали Компартию Литвы (КПСС), а потом вынуждены были переехать в Белоруссию, партийным руководством ЦК КПЛ/КПСС были объявлены«агентами» ДГБ. Это говорит о том, что ДГБ плотно опекал партийных лидеров КПЛ/КПСС и «сливал» им дезинформацию, даже когда они находились на нелегальном положении в Белоруссии.

Замечу, что в 1990 г. моя позиция не могла быть иной, так как весь предыдущий опыт партийной работы подсказывал, что указания руководящего Центра далеко не всегда согласуются с реальной ситуацией в республике. Считать эту позицию предательской, просто нелепо. Напомним, что вера коммунистов СССР в безошибочность позиции партийного руководства привело к тому, что Горбачев в сентябре 1991 г. смог своим единоличным решением поставить точку в истории 17-миллионной КПСС, а в декабре того же года и в истории СССР.

В своей практической деятельности ЦК КПЛ/КПСС следовало исходить не столько из директив ЦК КПСС, сколько из оценок ситуации, сложившейся в республике. Решения Центра должны были гарантировать лишь правовую защищенность коммунистов/КПСС в литовском обществе. В реальности произошло наоборот. Постоянное запаздывание Центра и его неадекватное реагирование на решения ВС Литвы только усугубляло ситуацию. Фактически Центр играл с «ландсбергистами» в поддавки, но крайними при этом, как правило, оказывались коммунисты. К сожалению, в вопросах критического подхода к политике ЦК КПСС я оказался не только в меньшинстве, но и под подозрением.

 

Однако вернемся к обвинениям литовских прокуроров. Вот как они сформулировали обвинение по поводу причастности коммунистов к гибели январских жертв. В «Уведомлении…» утверждается, что «Швед, будучи в сговоре с М. Бурокявичюсом, А. Науджюнасом, Ю. Ермалавичюсом, Э. Касперавичюсом, С. Цаплиным, Д. Язовым, В. Крючковым, Б. Пуго, О. Шениным, В. Ачаловым, В. Усхопчиком, В. Овчаровым, Ф. Кузьминым, Ю. Калгановым, Н. Демидовым, М. Головатовым... организовал группы военных 76-ой Псковской воздушно-десантной дивизии… под командованием В. Сибирякова и С. Махова и 107-ой мотострелковой дивизии…, а также 29 военных специальной группы «А» КГБ СССР под командованием М. Головатого, которые напали и умышленно убили защитников Центра радиовещания и телевидения Литвы(телебашня) Лорету Асанавичюте, Виргиниюса Друскиса, Дарюса Гербутавичюса, Роландаса Янкаускаса, Римантаса Юкнявичюса, Альгимантаса Пятраса Каволюкаса, Видаса Мацулявичюса, Титаса Масюлиса, Аполинараса Юозаса Повилайтиса, Игнаса Шимулёниса, Витаутаса Вайткуса, Витаутаса Концявичюса».

Напомним, что в главе «Январская ночь» подробно были рассмотрены причины гибели этих людей.Абсолютно ясно, что советские военнослужащие не причастны к их гибели. В этой связи разбирать абсурдность обвинения в том, что Швед, Бурокявичюс и др. организовали и направили советских военнослужащих на захват Центра радиовещания и телевидения Литвы (телебашня) и умышленное убийство собравшихся там защитников не представляет смысла.

 

Бездоказательным и надуманным является обвинение Шведа и др. по поводу участия в создании так называемого «Комитета национального спасения Литвы». В «Уведомлении…» утверждается, что 11 января 1991 г. около 15 часов Швед совместно с (перечисляется 11 фамилий), будучи в расположении 107-ой мотострелковой дивизии, дислоцированной в Вильнюсе в так называемом Северном городке, создал антиконституционную организацию под названием «Комитет национального спасения Литвы» (КНСЛ), а потом в помещении здания ЦК КПЛ/КПСС и в Северном городке (один в двух лицах??) «организовалМ. Бурокявичюса, Ю. Куолялиса… (всего перечисляется 10 фамилий) подготовить от имени Конгресса демократических сил Литвы документ о создании Комитета национального спасения, пресс-конференцию для объявления  о создании Комитета национального спасения…» и т. д.

Что можно сказать по поводу этого обвинения? Абсолютно ясно, что литовские прокуроры не заинтересованы найти подлинных организаторов мифического Комитета национального спасения Литвы. В 1996-1999 гг. в Вильнюсе прошел уголовный процесс по делу бывшего первого секретаря ЦК КПЛ/КПСС Миколаса Бурокявичюса, заведующего Идеологическим отделом ЦК Юозаса Ермалавичюса, секретаря ЦК Юозаса Куолялиса и других деятелей КПЛ/КПСС. Судя по известным мне материалам этого процесса, литовским следователям так и не удалось выяснить, кто, когда и где создавал Комитет национального спасения. Не был выяснен состав этого комитета и существовал ли он в реальности?

Выяснился лишь факт того, что документы Комитета национального спасения печатались на пишущей машинке, находившейся в штабе Вильнюсского гарнизона. Известно, что именно там была штаб-квартира московских гостей, которые в январские дни 1991г. наводнили Вильнюс. Однако тщательного и досконального расследования по этим фактам проведено не было.

Сегодня практически невозможно установить, какие гости из Москвы и с какими полномочиями действовали в Вильнюсе в период с 8 по 13 января 1991 г. В течение 1990 г. в Вильнюс, а соответственно, и в ЦК КПЛ/КПСС, приезжало немало эмиссаров из Центра. Многие из них представляли не только ЦК КПСС, но армию и КГБ СССР. Все они козыряли особыми полномочиями. Работники ЦК привыкли к ним. Военная форма и соответствующее удостоверение позволяли «гостям» в случае необходимости раздавать руководящие указания. Это сыграло роковую роль в январские дни.

По свидетельству бывшего первого секретаря Вильнюсского горкома партии Валентина Лазутки, вечером 12 января 1991 г. Светлана Бабаева, технический секретарь первого секретаря ЦК Компартии Миколаса Бурокявичюса, пригласила его в ЦК КП Литвы, Действовала она по указанию неких московских чекистов, которые, в свою очередь, ссылались на распоряжение самого Бурокявичюса.

Одновременно Бабаева, по указанию тех же чекистов, уже ссылаясь на распоряжение Лазутки, собрала в зале Горкома партии партийный актив, который впоследствии в союзных и литовских документах был представлен как дружина Комитета национального спасения. Лазутка об этом сборе не был проинформирован, так как несколько часов был изолирован в приемной Бурокявичюса от контактов с внешним миром. Потом выяснилось, что Бурокявичюс к его вызову в ЦК был непричастен. Первый секретарь ЦК КПЛ/КПСС в это время также был под каким-то предлогом деликатно изолирован от связи с внешним миром. В итоге фактическое руководство всей ситуацией от имени ЦК и горкома Компартии Литвы в ночь на 13 января 1991 г. осуществляли некие «чекисты из Москвы». (Воспоминания доктора философских наук В. Лазутки опубликованы в газете «Karštas komentaras»: №13, 2007 г. и №1, 2008 г.).

Что это были за чекисты и кого они в действительности представляли, до сих пор остаётся тайной. В этой связи внимания заслуживает следующий факт. Известно, что в январе 1991 г. заявления и обращения Комитета национального спасения для публичного озвучивания на телевидение приносил заведующий отделом информации ЦК КПЛ/КПСС Гинтаутас Стейгвила. Однако на ранее упомянутом процессе «по делу профессоров» он находился не на скамье подсудимых, а выступал свидетелем.

Поразительно, но Стейгвила, единственный, кто, помимо Юозаса Ермалавичюса, контактировал с так называемым Комитетом национального спасения Литвы, не был привлечен к уголовной ответственности. Объяснение лишь одно. По всей вероятности, Стейгвила сотрудничал с Департаментом государственной безопасности Литвы (ДГБ). В этой связи есть основания полагать, что и Комитет национального спасения Литвы «работал» под контролем и с подачи ДГБ.

Нельзя также отбрасывать версию о том, что из Москвы были присланы люди, которые должны негласно, но реально, руководить силовой акцией в Вильнюсе. Не лишним будет ещё раз напомнить о событиях в Румынии накануне свержения Чаушеску в ноябре и декабре 1989 г. Сегодня известно, что в этот период Бухаресте активно действовали московские гости из ГРУ и КГБ СССР. Именно они, по указанию Горбачева, совместно с румынскими и венгерскими органами безопасности, при активном содействии ЦРУ, провели операцию«Дестабилизация»,которая привела ксмещению и расстрелу Чаушеску (См. «Аргументы недели» от 16.02.2011).

Не вызывает сомнений, что ЦК КПЛ/КПСС работал под плотной опекой советских спецслужб и контролировался литовским Департаментом госбезопасности Литвы. Непосредственно в аппарате ЦК Компартии действовали три агента ДГБ. На само деле, их, вероятно, было больше. Полагаю, что некоторых, на всякий случай, до сих пор не расшифровали. Два агента работали в штабе Вильнюсского гарнизона в Северном городке.

В настоящее время является установленным факт изготовления и озвучивания агентами ДГБ ряда подложных документов от имени ЦК Компартии Литвы/КПСС и Гражданского Комитета Литовской ССР.Также известно, что ДГБ в 1990 г. тиражировал подстрекательские заявления от имени мифической радикальной организации «Коммунисты за демократию». Путем распространения подложных листовок и призывов агенты ДГБ провели десяток подставных митингов, которые внесли неразбериху в стан сторонников КПЛ/КПСС. ДГБ даже наладил издание газеты «Большевик» - орган мифического Особого Отдела партии большевиков Литвы.

Об этих «подвигах» ДГБ поведала газета «Литовский курьер» в статье «Юбилей с пробелами памяти» (№ 15/268, апрель 2000 г.). Возможно, в недрах ДГБ и родился мифический КНСЛ? Не исключено, что в этой провокации были задействованы некоторые прибывшие из Москвы лица, возможно и чекисты, имевшие цель дискредитировать работу ЦК КПЛ/КПСС. Имея соответствующее удостоверение и полномочия можно было легко убедить профессора Ермалавичюса, сугубо гражданского человека, который выступал от имени Комитета национального спасения, в том, что этот Комитет создан и действует по указанию Москвы, а сам он строго засекречен. Не случайно за истекшие двадцать лет так и не удалось обнаружить каких-либо реальных доказательств существования КНС.

Тем не менее, Генпрокуратура Литвы бездоказательно обвиняет Шведа в качестве главного организатора январских событий и создателя Комитета национального спасения. Здесь следует сделать следующее замечание. М. Бурокявичюс, с подачи провокаторов из ДГБ Литвы, 28 октября 1998 г. в ходе вышеупомянутого уголовного процесса заявил, что Швед уже с июля 1990 г. «начал передавать сотрудникам Департамента государственной безопасности Литовской Республики секретную информацию и документы ЦК КПЛ/КПСС».Соответственно, логика подсказывает, что если бы подобное было в действительности, то вся информация о Комитете национального спасения должна были находиться у литовских прокуроров.

Однако литовское следствие не располагает конкретными данными ни о Комитете национального спасения, ни о том, кто готовил план так называемого государственного переворота в Литве и введения прямого президентского правления. Почему? Видимо, прежде всего, потому, что таких фактов не существовало и Швед не мог иметь к ним отношения. Безусловно, обвинения литовских прокуроров и заявление Бурокявичюса о предательстве Шведа абсолютно беспочвенны.

Кстати, во время одного из допросов в Генпрокуратуре Литвы в конце 1991 г. мне предъявили обвинение, что именно я являюсь автором плана по введению президентского правления в Литве. Поскольку прокурор знал меня еще по работе в Октябрьском райкоме партии, я в свою очередь ответил вопросом. «Я враг?» Прокурор согласился. «Но, если учесть мою деятельность в советский период, я ведь умный враг?». Прокурор вновь согласился. Тогда я заявил: «Почему же Вы приписываете мне этот дурацкий план? Ведь, судя по его содержанию, автор плана абсолютно не ориентировался в ситуации в Литве. Более того, чувствуется, что он не знал истории сопротивления советской власти в послевоенной Литве, не знал, что в Компартии на платформе КПСС отсутствовал достаточный интеллектуальный потенциал для того, чтобы управлять республикой после введения президентского правления!» Прокурор был вынужден согласиться. Вопрос тогда был исчерпан.

В этой связи следует ещё раз обратиться к воспоминаниям Валентина Лазутки. Он описал эпизод, который характеризует, насколько искаженно воспринимали ситуацию в Литве военные, прибывшие по распоряжению Горбачева в Вильнюс. Речь пойдет о заместителе министра обороны СССР Валентине Варенникове. В отличие от зам. министра обороны Владислава Ачалова, гласно прибывшего в Вильнюс и даже встретившегося с председателем ВС Литвы Ландсбергисом, пребывание Варенникова в Вильнюсе в январе 1991 г. было засекречено. О его присутствии в Литве, видимо, знало лишь ограниченное количество людей. Мне, по крайней мере, это было не известно.

Лазутка вспоминает: «В пять часов утра воскресения 13 января у меня в кабинете горкома партии раздался звонок. Мой помощник сказал, что к телефону просят меня. Я услышал в трубке взволнованный голос, который в приказном порядке потребовал от меня собрать рабочие коллективы ночных смен и вывести их к взятым войсками объектам: к зданию комитета радио и телевидения, к телевизионной башне. В противном случае, он не дает гарантии, что военные будут вынуждены взорвать эти объекты и покинуть их. Я удивленный спросил: «с кем я разговариваю». Последовал короткий ответ: «Варенников». Я естественно смутился и стал объяснять, что в подобной ситуации, когда пролилась кровь, вывести наших людей на улицу означало бы появление новых жертв, причем в массовом порядке, поэтому я выступаю решительно против этой затеи. После этого мой визави, не сказав ни слова, бросил трубку. Я остался в раздумьях, что бы это означало.

Но в это время опять раздался звонок и оказалось, что со мной разговаривает заместитель командующего Прибалтийским военным округом Овчаров, которого я лично знал. Если у меня оставались сомнения  в то, что я разговаривал действительно с настоящим Варенниковым или может быть с каким-то провокатором, то в отношении Очарова у меня сомнений не было. Мой новый собеседник подтвердил, что я действительно разговаривал с Варенниковым. Он мне стал излагать те же самые требования: собрать людей и перенять у военных эти злополучные объекты. Он меня упрекал в трусости, безинициативности. Ставил в пример некоторых деятелей нашей партии, которые ведут себя героически в эти минуты.

Наш разговор ни к чему не привел, я по-прежнему считал, что обострять положение было бы авантюризмом и практически преступным действием. Вот почему у меня осталось и остается мнение, что военные, присланные по приказу из Москвы, действовали в провокационных целях».

Согласиться с утверждением Лазутки о том, что военные и, соответственно, генерал Варенников, действовали в Вильнюсе в провокационных целях, проблематично. Варенников был известен своей приверженностью социалистическим ценностям и в 1990-х годах выступал, как последовательный сторонник единства Союза. Полагать, что он мог действовать в интересах деструктивных сил, абсурдно. Видимо, генерал кем-то сознательно был введен в заблуждение относительно ситуации, сложившейся в Литве. Кто-то сумел убедить Варенникова в том, что трудовые коллективы союзных предприятий пребывают в боевой готовности и готовы в любой момент придти на помощь военным, а Литва ждёт, не дождется введения президентского правления.

Однако в январе 1991 г. ситуация в республике была не простой. Неопределенность, то ли Литва в Союзе, то ли нет, длилась уже десятый месяц. Сторонникам СССР уже порядком надоели ничем не подкрепленные заявления и Указы Президента СССР. Ожидаемый указ о введении президентского правления в Литве накануне 13 января также не был принят.

Соответственно, сторонники СССР, узнав о силовой акции в Вильнюсе, оказались в растерянности. Люди терялись в догадках, на основании чьих распоряжений проводится эта акция. Она имела бы смысл, если бы Горбачев, 10 января 1991 г., вместо набивших оскомину общих требований о восстановлении действия Конституции СССР на территории Литвы, направил бы Верховному Совету Литвы перечень требований со сроками их исполнения и четко сформулировал на основании Конституции СССР и принятых Законов СССР, что последует в случае не исполнения этих требований. Далее, в случае игнорирования Верховным Советом Литвы требований Президента СССР, мог быть принят Указ о введении на территории Литвы президентского правления.

В этом случае сторонники СССР в Литве получали бы правовое обоснование для участия в принуждении ВС Литвы к исполнению требований Президента СССР. Соответственно, по-другому вели бы себя и сторонники независимости. Это показали, как отмечалось, события 19 августа 1991 г., когда, после заявления ГК ЧП в Литву без применения военной силы на несколько часов вернулись советские законы.

В ситуации, о которой рассказал Лазутка, вызывает недоумение желание военных передать объекты, взятые под охрану, представителям то ли мифического Комитета национального спасения, то ли Компартии, то ли Конгресса демократических сил. Это полное непонимание ситуации, имевшей место в Вильнюсе в январе 1991 г.

Известно, что к этому моменту незаконные формирования Армии охраны края Литвы насчитывали несколько тысяч человек. Многие из них были вооружены. Помимо них вокруг каждого объекта находилось несколько тысяч сторонников Верховного Совета. Полагать, что горстка партийных активистов могла противостоять этой массе, просто наивно. Тысячи сторонников советской власти в в Литве и Вильнюсе, как уже говорилось, были дезорганизованы отсутствием правовых решений со стороны Президента СССР. Рассчитывать на их участие в защите объектов было не реально.

Видимо, военные также были в растерянности. Выполнив приказ по взятию под охрану объектов, они не представляли, что с ними делать. Однако приказы военные не обсуждают, а выполняют. Не вызывает сомнений, что военные 13 января 1991 г. действовали на основании не полной и искаженной информации о ситуации в республике. На основе такой же информации ими был подготовлен план введения президентского правления в Литве. Как только развитие ситуации пошло по не предусмотренному варианту, у них появилось желание переложить ответственность за происходящее на гражданских лиц.

Известный план введения президентского правления в Литве был составлен в расчете на один вариант. Бывший заместитель министра обороны СССР Владислав Ачалов в 1998 г. сделал заявление о том, что с марта 1990 г. по поручению Верховного Главнокомандующего, Президента СССР М. Горбачева он и двое его подчиненных в режиме строгой секретности приступили к разработке плана о введении президентского правления и взятию под стражу в Литве объектов союзного подчинения. (См. статью В. Ачалова «Время «Ч» в газете «Славянский набат»/Белоруссия и его интервью газете «Respublika» /Литва),

Эта информация была озвучена и в ходе уголовного процесса по упомянутому «делу профессоров» осенью 1998 г. Тем не менее, в 2006 г. литовские прокуроры, судя по «Уведомлению о подозрении», наконец «выявили» главного организатора январских событий и Комитета национального спасения. Это, оказывается, бывший второй секретарь ЦК КПЛ/КПСС и председатель Гражданского комитета Лит. ССР Швед. Но доказательств этому нет и не может быть.

Однако 20 сентября 2000 г. на заседании Апелляционного суда Литовской Республики, рассматривавшего жалобы осуждённых по делу о январских событиях 1991 г., главный обвинитель прокурор Йонас Оболявичюс заявил, сославшись на заместителя начальника группы «А» Михаила Головатовова, что якобы в состав Комитета национального спасения «входили Бурокявичюс, Науджюнас и Швед...».

Это заявление литовского прокурора является полным вымыслом. Таким же вымыслом являются утверждения о том, что М. Головатов является одним из составителей пресловутого «плана заговора против Литовской Республики под названием «Введение в Литве президентского правления». И уж никак не мог Головатов «11 января около 15 часов(в Северном городке г. Вильнюса, районе дислокации 107-ой мотострелковой дивизии. В. Ш.)создавать антиконституционную организацию под названием «Комитет национального спасения Литвы», целью которой было насильственное свержение государственной власти в Литве», так как в это время он ещё находился в Москве

Достоверно установлено, что группа «А» КГБ СССР под командованием заместителя начальника группы подполковника М. Головатова прибыла в Вильнюс в 23. 00 ч. 11 января 1991 г. Утром 13 января, выполнив поставленную задача без применения огнестрельного оружия, группа «А» в том же составе, за исключением погибшего Виктора Шатских, во главе с Головатовым, улетела в Москву.

Также выяснено, что Михаил Васильевич Головатов во время пребывания в Вильнюсе никогда и не с кем не обсуждал состав Комитета национального спасения Литвы, так как не располагал информацией по данному вопросу. Какие-либо показания по данному поводу он не давал ни советским, ни литовским прокурорам.

Вышеизложенный факт позволяет сделать вывод о том, что литовские прокуроры для подкрепления своей ущербной версии о виновниках январских событий не только изымали из материалов следствия «неудобные» свидетельства, о чем говорилось ранее, но и не гнушались использовать подлоги и фальсифицированные показания.

А 14 июля 2011 г. в Вене австрийские правоохранительные органы по представлению Генпрокуратуры Литвы (через Интерпол) задержали полковника запаса КГБ М. Головатова. Однако юридическая несостоятельность, сформулированных литовской стороной обвинений в адрес Головатова, а также энергичные действия российских политиков заставили австрийский суд 15 июля принять незамедлительное решение об освобождении гражданина России, который в январе 1991 г. четко выполнил приказ Верховного Главнокомандующего М. Горбачева.

 

Следует иметь в виду, что версию о том, что Комитет национального спасения был «детищем» руководства Компартии Литвы разрушают несколько серьезных неувязок, которые не учли литовские прокуроры.

В ЦК КПЛ/КПСС считали, что введение президентского правления в Литве должно было осуществляться на основании Закона СССР о чрезвычайном положении, принятого 3 апреля 1990 г. Согласно этому Закону, в случае, если органы власти в отдельных регионах страны «не обеспечивали надлежащего осуществления своих функций» было предусмотрено введение «временного президентского правления». Учитывая критическую ситуацию в Литве, которую усугубляли воинственные антиконституционные заявления Верховного Совета Литвы, оснований для введения президентского правления было более чем достаточно.

Для прекращения подстрекательского радиотелевещания «саюдистов» нужна была не просьба Комитета национального спасения, а исполнение Закона СССР «Об усилении ответственности за посягательства на национальное равноправие граждан и насильственное нарушение единства территории Союза СССР», принятого 2 апреля 1990 г. Он запрещал любую деятельность, направленную на дискриминацию граждан по национальному признаку, разжигание межнациональной ненависти, вражды и насилия.

Не надо быть большого ума, чтобы понять – кем-то организованный и непонятно кого представляющий, Комитет национального спасения Литвы (КНСЛ), и по советским законам являлся антиконституционным образованием. Его создание было выгодно только Горбачеву и его окружению, задумавшим в январе 1991 г. осуществить провокацию в Литве. Комитет позволял всю ответственность за происходящее в Литве свалить на КПЛ/КПСС и Конгресс демократических сил, которые якобы создали КНСЛ. В итоге противники выхода Литва из Союза явочным порядком дискредитировались, а Горбачев получал свободу действий в вопросах признания независимости Литвы.

К сожалению, Генеральный прокурор СССР Н. Трубин в своём отчете о вильнюсских событиях постоянно ссылался на Комитет национального спасения, просьбы которого якобы выполняли военные. Аналогично в мемуарах писал и бывший Председатель КГБ СССР В. Крючков. Оба профессиональные юристы, но допустили такие правовые ляпы… Видимо, дело в том, что Трубин и Крючков подобными рассуждениями выводили из-под удара Горбачева. Позицию Трубина можно понять. Он обнародовал отчет, когда Горбачев ещё был полновластным Президентом СССР. Но Крючков писал свои воспоминания «Личное дело», когда Горбачев был не у власти…

Ясно, что не случайно в январе 1991 г. в Вильнюсе появился траченный молью, но не умирающий Комитет национального спасения. Это образование впервые увидело свет в 1793 г. в революционной Франции. Впоследствии подобные комитеты в 1944-1945 гг. появлялись в странах Восточной Европы, когда на их территорию вступала Красная Армия. Примером может быть Польша и Чехословакия. Осенью 1993 г. Фронт национального спасения (в некоторых источниках он именуется Комитетом) был создан противниками Ельцина в Москве. Всё говорит о том, что идея Комитета национального спасения Литвы могла родиться только в Кремле.

Вышеизложенное свидетельствует о том, что утверждения литовских прокуроров о руководящей роли коммунистов Литвы/КПСС в организации январских событий и Комитета национального спасения, являются просто бездоказательными домыслами. Организаторов этих событий следует искать в Кремле и тогдашнем Верховном Совете Литвы.

Попутно следует отметить ещё один важный аспект, имевший место в деятельности КПСС. По негласной традиции главный организатор любого мероприятия, проходящего в рамках КПСС или под её эгидой, нёс полную ответственность за его проведения вплоть до завершения. В этот момент его не могли перекинуть на другое мероприятия или отправить в командировку. В то же время достоверно известно, что ещё в декабре 1990 г. в ЦК КПСС было принято решение о направлении меня во Францию, в Страсбург в Парламентскую ассамблеи Совета Европы.

То есть, готовя силовую акцию в Литве, ЦК КПСС «главного организатора» этой акции, по версии Генпрокуратуры Литвы, запланировал направить в зарубежную командировку?! Это уже явный абсурд.

Весь декабрь 1990 г. я с группой помощников готовил документы для Страсбурга. Общий объем документов составил более 300 страниц. Причем ряд документов потребовал обращения к правовым актам международного уровня. Работа была весьма трудоемкая. Но в начале января 1991 г. работа по формирования «Белой книги» для Страсбурга в основном была закончена.

Мне лично пришлось непосредственно участвовать в подготовке этих документов, дабы быть готовым ответить на любой каверзный вопрос, который могли задать в Страсбурге. Полагать, что я мог вникнуть в суть докладываемых вопросов в течение нескольких дней перед поездкой во Францию, не реально. Уже в силу этого заниматься другими вопросами в декабре 1990 г. у меня не было физических возможностей. Более того, учитывая вышеприведенное заявление Бурокявичюса о моём так называемом предательстве, в этот период я был негласно «изолирован» от участия в работе аппарата ЦК.

6 января 1991 г. я с документами о нарушениях прав человека в Литве из «Белой книги» вылетел в Москву. Прибыв в международный Отдел ЦК КПСС, я выяснил, что выездные документы во Францию не готовы и 8 января по просьбе Бурокявичюса я вернулся в Вильнюс. Потом мне стало ясно с какой целью меня вновь отправили в Вильнюс. Горбачеву нужен был депутат Верховного Совета Литвы, который на заседании ВС Литвы озвучил бы его требование о восстановление на территории Литвы действия Конституции СССР. Это требование Президент СССР 10 января изложил в своём послании Верховному Совету Лит. ССР.

10 января я направился в Верховный Совет, но после долгих дебатов слова для озвучивания резолюции митинга сторонников СССР, состоявшегося 9 января 1991 г. и послания Горбачева мне так и не предоставили. В следующие дни я вновь работал над документами для Страсбурга, так как из ЦК КПСС поступила команда в понедельник 14 января прибыть в Москву. Вопрос с визой во Францию был наконец решен.

В связи с моей «изоляцией» в аппарате ЦК я пребывал в полном неведении о том, что в ночь с 12 на 13 января 1991 г. в Вильнюсе готовится силовая акция. Как впоследствии выяснилось, в неведении оказались многие работники ЦК и Вильнюсского горкома партии. В итоге суббота 12 января представлялась мне редким свободным днём и вечером мы с женой отправились на день рождение соседа по подъезду Дмитрия Благовещенского. Добавлю, что упомянутый В. Лазутка в своих воспоминаниях также пишет, что он в пятницу и в субботу днём также не располагал информацией о готовящихся ночных событий.

Ночью Вильнюс разбудили залпы танковых орудий. Мне стало ясно, что Москва поддалась на провокации Ландсбергиса и пошла на силовую акцию. Я хорошо представлял себе, что теперь ожидает в Литве коммунистов, сторонников СССР. Эти мои представления наиболее ярко сумел описать писатель Георгий Ефремов в «Приложении» к книге «Мы люди друг другу».

Вот впечатления Ефремова от встречи с одним из жителей Вильнюса, после событий у телебашни: «Иду через мост почти в ногу с каким-то взъерошенным человечком. Судя по говору – белорус. Он всё что-то бормочет:

– Столько людей созвал на свою защиту! Крови-то не жалеют... Без крови какая свобода! А сам теперь в героях будет ходить.

Это про Ландсбергиса. Спрашиваю:

– Думаете, надо было разойтись и послушно отдать телевидение?

– А Бог его знает, что надо. Я тем этой ночи никогда не забуду. Раньше можно было еще гадать – отделимся, не отделимся, теперь-то уж всё! С такими разве можно в одной хибаре? А Ландсбергу они точно помогли! Как сговорились.

Это я услыхал ночью от случайного заплаканного человека».

Вечером того же дня Ефремов встретил знакомого, который сказал следующее. «Это не просто мерзость – это великая глупость! Теперь нет пути ни к какому компромиссу – за эту ночь Москве придется платить одним: уходом отсюда. Мы знаем, что ни русские, ни поляки, да и коммунисты ни в чем не виноваты, – но как им, как вам теперь жить? Как может великая держава доверяться проходимцам? Как можно, борясь с Ландсбергисом, давать ему такой шанс? Ведь он шахматист, даже чемпионом Литвы был, – такие промахи он использует мгновенно и безжалостно! И правильно: с такими соперниками говорить не о чем, с ними всё ясно».

К этому трудно кто-то добавить. Самое обидное, что подобная реакция населения Литвы легко просчитывалась изначально. И, тем не менее, горбачевский Центр пошёл на абсолютно не подготовленную и не обеспеченную в правовом отношении силовую акцию. Фактически это была игра в поддавки, в которой крайними оказались коммунисты/КПСС, представлявшие в Литве Москву. Не вызывало сомнений, что теперь даже наши тайные сторонники постараются отмежеваться от КПЛ/КПСС. Самым тягостным было чувство бессилия. Изменить уже ничего нельзя было. Ландсбергис получил то, чего ему крайне не хватало. Всеобщую поддержку литовской нации.

Охваченный горечью и полный возмущения я поехал в ЦК КПЛ/КПСС. Там в коридоре у дверей своего кабинета я высказал известному советскому тележурналисту Кармену всё, что думал о политике Кремля: «Военная акция посадила Ландсбергиса на белого коня. Танки, прежде всего, раздавили литовских коммунистов и выход Литвы из СССР теперь вопрос времени».

Конечно, можно было промолчать и делать вид, что Москва рано или поздно наведёт порядок. Но я в это не верил. Если Центр не смог обеспечить конституционный порядок в Литве в течение двух с лишним лет, то надежды на то, что ситуация изменится после январских событий не было вообще. Для меня было ясно, что Ландсбергис получил карт-бланш и, благодаря ему, добьется выхода Литвы из Союза.

Особенно меня мучила мысль о том, что будет с нашими сторонниками после выхода Литвы из СССР.Соответствующие законы об их «антигосударственной деятельности» Верховный Совет уже отштамповал. Как после этого объяснить, что после январских событий коммунисты звали своих сторонников в «никуда». Поэтому я предпочел сказать правду, которая должна была помочь каждому принять осознанное решение, какую позицию ему занять. Правда, моё заявление в эфир не пошло. Тем не менее, для себя я принял решение, больше о том, что в Литве сторонников СССР защищают советские законы, не озвучивать. Нельзя повторять ошибки попа Гапона.

Естественно, моё заявление Кармену вызвало недовольство моих коллег по партии. Но замалчивать сложившуюся ситуацию я считал недопустимым. Вечером 14 января мы с профессором К. Сурблисом поездом «Литва» выехали из Вильнюса в Москву. 16 января приземлились в Париже. Страсбург отказался принять делегацию КПЛ/КПСС. Однако, как уверяли меня представители советского посольства во Франции, материалы «Белой книги» о нарушениях прав человека в Литве они постараются передать в Европейскую комиссию по правам человека. Если это произошло, то в архивах этой комиссии их и «похоронили». Это было не случайно. Отношение к советским коммунистам в январе 1991 г. в Европе было крайне негативным. Мировая пресса в этот период пестрела снимками советской военной техники, которая якобы давила людей у вильнюсской телебашни. В этой связи следует рассказать о нескольких встречах в Париже.

18 января состоялась встреча с депутатами Национального собрания Франции с депутатом М. Пельша, возглавлявшим парламентскую комиссию по изучению положения в прибалтийских республиках. В ней принял участие представитель Председателя Национального собрания М. Берес и заместитель заведующего отделом СССР и стран Восточной Европы МИД Франции М. Рудо. Встреча прошла бледно. Французов не интересовала наша информация. В разговоре они напирали на то, что в СССР своевольничают военные, а президент Горбачев якобы не в курсе, что происходит в Прибалтике. Это ненормальная ситуация и Франция не может с этим мириться.

После этого на обеде в ресторане Национального собрания неожиданно появился дипломат папского престола и архиепископ литовского происхождения Аудрис Бачкис. В Советской Литве его представляли как ярого националиста и антикоммуниста. Присев за стол, Бачкис обратился ко мне на литовском языке и был крайне удивлен, что мой литовский не уступал его. Видимо он полагал, что я, как все вторые секретари, был направлен в Литву из Москвы.

Вначале Бачкис был настроен весьма скептически. Но по ходу разговора выяснилось, что некоторые подходы по урегулированию ситуации в Литве у нас с ним оказались схожими. Его удивило, что коммунисты Литвы не выступают категорически против выхода Литвы из СССР, а требуют, чтобы он осуществлялся по закону с соблюдением прав национальных меньшинств и только на основе волеизлияния литовского народа.

В целом Бачкис показал себя интересным собеседником, способным понять оппонента. После обеда он проводил нас до выхода из зала, а на прощание даже пожал руку. Последнее запомнилось мне больше всего, так как от антикоммуниста Бачкиса я этого просто не ожидал.

Чем было вызвано появление столь высокого ватиканского дипломата в ресторане Национального собрания мне до сих пор неясно. Возможно, это был своеобразный экзамен для меня. Если бы выяснилось, что второй секретарь Компартии, считавшийся «рукой Москвы», не владеет литовским, не знает истории и культуры Литвы, то, возможно, г-н Бачкис не преминул бы сообщить бы об этом французской прессе и наш визит во Францию в пропагандистском плане окончился бы полным фиаско.

В тот же день вечером нас согласился принять заместитель Председателя Социалистической партии Франции Ален Мадлен. Настроен он был просто враждебно. Бросил на стол газету, где на цветном фотоснимке был изображен советский танк, якобы наезжающий на человека. Я спросил, а почему в газете нет снимка после того, как танк переехал этого человека? Мадлен задумался. Я продолжил и напомнил Мадлену о том, что в январе того же 1991 г. французский Иностранный легион подавил восстание за независимость во Французской Гвиане (Южная Америка). Там количество жертв составило около 30 человек.

Мадлен ответил, что французский президент поставил перед восставшими ультиматум, и только после отказа выполнить его, применил военную силу. Поэтому жертвы в этом случае оправданы. Я напомнил, что Горбачев 10 января тоже поставил перед Верховным Советом Литвы фактический ультиматум. На что Мадлен ответил: «Французский президент признал, что был вынужден применить военную силу, а ВАШ отказался это сделать! Поэтому действия военных в Вильнюсе преступны». Ответить на этот аргумент мне было нечем.

 

Рассказ о Франции не случаен. Он подтверждает абсурдность версии о том, чтоЦК КПСС, готовя грандиозную силовую акцию в Литве, позволил «главному организатору» убыть в долгосрочную командировку. Но, литовским прокурорам до этого нет дела. Им не до уяснения тонкостей, которые царили в КПСС. Им дали команду «фас» и они её, не раздумывая, выполняют её, совершая иной раз такие ляпы, что диву даешься.

Так, в «Уведомлении о подозрении» утверждается, что секретарь ЦК КПЛ/КПСС Ю. Куолялис в числе других 11 января 1991 г. находился в помещении ЦК КПЛ/КПСС в Вильнюсе по ул. Гедимино, 11, и принимал участие в подготовке документа о создании Комитета национального спасения, Однако достоверно известно, что 11 января 1991 г. Куолялис находился в самолете, следовавшим рейсом из Лаоса в Москву и он никак не быть в Вильнюсе! Тем не менее, его обвинили в создании Комитета национального спасения. Абсурд! Это было бы смешно, если бы Куолялиса не осудили в 1999 г. на 6 лет тюрьмы.

По милости литовских прокуроров я, как и Ю. Куолялис, также оказался одновременно в двух лицах. В «Уведомлении…» утверждается, что Швед 7-8 января 1991 г. участвовал в разработке письменного плана заговора под названием «Введение президентского правления в Литве». Однако достоверно известно, что 6-ого января я убыл в Москву и 7-8 января был в Москве и прибыл в Вильнюс лишь поздно вечером.

Помимо этого в«Уведомления…» утверждается, что Швед 23 января 1991 г. около 13.00 часов (какая точность!) вновь совместно с группой сотоварищей «организовалзахват группой военных внутренних войск МВД другого государства – СССР… помещений центрального склада  литовского издательского предприятия «Spauda»…». Между тем достоверно известно, и я представлял об этом соответствующие документы в Генпрокуратуру Литвы, что в период с 14 по 26 января 1991 г. я находился в Москве, Париже и вновь в Москве. В Вильнюс я прибыл только 26 января 1991 г. и поэтому организовать захват «Спауды» не мог просто физически.

Дополнительно замечу, что ещё в 1992 г. в первичном варианте обвинения прокурор Бетингис вменил мне в вину то, что 7 августа 1990 г. я, как председатель Гражданского комитета Лит. ССР, якобы подписал некое распоряжение о создании рабочих дружин. Это обвинение фигурирует и в «Уведомлении…», хотя я ещё в 1992 г. представил в Генпрокуратура Литвы авиабилеты, свидетельствующие о том, что 6 августа 1990 г. я вылетел на Украину, в г. Днепропетровск из аэропорта г. Каунаса и вернулся в Литву через две недели. Однако вполне вероятно, что эти авиабилеты уже изъяты из уголовного дела. Однако копии у меня осталась.

Обвинение в создании рабочих дружин является одним из ключевых для литовских прокуроров. Оно позволяет утверждать, что эти дружины почти полгода готовились к захвату власти. Ради такого литовские следователи пошли на фальсификацию документа Гражданского комитета Лит. ССР. Вот реальная цена обвинений, которые Генпрокуратура Литвы предъявляет литовским коммунистам.

Но «вершиной» прокурорской мысли является обвинение в том, что Швед «совместно с М. Бурокявичюсом, А. Науджюнасом, С. Цаплиным, О. Шениным, В. Крючковым, Д. Язовым, В. Ачаловым… организовал вызов В. Сакалаускаса из Мозамбика в Москву и Вильнюс и его приезд, дал указания и создал ему условия для формирования органов государственной власти и управления» в Литве.

Следует пояснить, что Витаутас Сакалаускас в 1985-1990 гг. был Председателем Совета Министров Лит. СССР. В 1991 г. он занимал пост советника посланника по экономическим вопросамв посольстве СССР в Мозамбике. В январе 1991 г. прошёл слух, что в Кремле его кандидатуру рассматривали на пост руководителя правительства в Литве в случае установления режима президентского правления. Однако якобы он отказался. Но дело не в том.

Дело в абсурдности самого обвинения. Полагать, что руководители Компартии Литвы/КПСС участвовали в вызове советского дипломата высокого ранга в Москву и Вильнюс свидетельствует о том, что литовские прокуроры не смогли разобраться даже в азбучных истинах советского иерархического подчинения. Учитывая, что Сакалаускас планировался на должность фактического руководителя союзной республики, вопрос его вызова в Москву мог решаться только с ведома Президента СССР Горбачева.

Согласно информации, опубликованной в газете  «Известия» (1991, 14 октября), 13 января 1991 г. Председатель КГБ СССР В. Крючков, секретарь  ЦК КПСС О. Шенин, и Председатель Госплана СССР Ю. Маслюков встретились в Москве с бывшим премьер-министром Литвы С.Сакалаускасом и предложили ему войти в комитет Национального спасения с тем, чтобы быть там представителем Центра на случай введения президентского правления. Никто из руководства Компартии Литвы/КПСС на этой встрече не присутствовал. В этой связи возникает вопрос, а всё ли в порядке с логикой у прокуроров, составлявших «Уведомление о подозрении»?

После вышеизложенного, не вызывает удивления явная надуманность и бездоказательность обвинений, изложенных в «Уведомлении о подозрении». Как-то обыденно читается утверждение о том, что Швед «в период с 25 марта 1990 г. по 23 августа 1991 г. … с целью ослабления и уничтожения Литовского государства публично призывал к насильственному нарушению суверенитета Литовской республики…».

Это обвинение в какой-то мере повторяет обвинение в мой адрес, высказанное Ландсбергисом. В своей «эпохальной» речи «Свет январской ночи», произнесенной на заседании Верховного Совета 12 января 1992 г., Ландсбергис заявил, что «войну законов» Литве объявили В. Швед, Ю. Ермалавичюс и В. Добычин, собравшие «толпу ими самими запуганных и раздраженных людей» и подписавшие некий документ.

Примечание: в марте 1990 г. В. Швед - 2-ой секретарь ЦК КПЛ/КПСС, Ю.Ермалавичюс – зав. идеологическим отделом ЦК КПЛ/КПСС, В. Добычин первый секретарь Октябрьского РК КПЛ/КПСС.

Более абсурдного объяснения ситуации, возникшей после провозглашения Верховным Советом 11 марта 1990 г. независимости, трудно представить. В лживости своих утверждений Ландсбергис не уступает имперскому министру пропаганды Геббельсу. Напомним, что так называемая «война законов» была обусловлена решениями IIIСъезда народных депутатов СССР,объявившего недействительным провозглашение Литвой независимости и подтвердившего, что на территории Литвы по-прежнему действуют законы СССР.

До сих пор непонятно, каким образом объявление «войны законов» связано с Ермалавичюсом и Добычиным? Какой документ они вместе со Шведом могли подписать, осталось тайной, которую так и не раскрыл Ландсбергис. Известно другое. Первый секретарь М. Бурокявичюс и второй секретарь ЦК КПЛ/КПСС В. Швед после возвращения из Москвы, где они принимали участие в работе IIIСъезда народных депутатов СССР, 18 марта 1990 г. выступили на митинге в Вильнюсе.

В связи со спекулятивными утверждениями Ландсбергиса и литовских прокуроров следует процитировать основные фрагменты моего выступления на этом митинге. (Цитируются по магнитофонной записи).

«Мы сегодня с профессором Бурокявичюсом вернулись из Москвы. (Массовые аплодисменты). Средства массовой информации и Саюдис пытаются уверить всех, что в Литве все спокойно, решения Верховного Совета приняты однозначно и недовольных лишь маленькая кучка. (Массовый шум возмущения).Нас здесь свыше ста тысяч и это еще далеко не все, кто смог сюда придти. Посмотрите на ту сторону реки, посмотрите, сколько людей слушают то, что происходит в Вильнюсе и поддерживают нас.

Как участник Пленума ЦК КПСС и III-го внеочередного Съезда народных депутатов СССР я воочию почувствовал ту поддержку и ту озабоченность, с которой люди всей огромной страны Советов восприняли весть о том, что Литва в одностороннем порядке объявила о выходе из СССР.

Съезд подтвердил, что на территории Литовской Советской Социалистической Республики продолжает действовать Конституция СССР! (Аплодисменты одобрения.)И права каждого советского гражданина охраняются советским законодательством! (Крики "ура", аплодисменты.)Съезд подтвердил и право литовского народа на самоопределение, но оно должно быть в соответствии с законом, так, как полагается, чтобы ни один человек, ни одна человеческая личность не была ущемлена.

…Почему мы сегодня пришли сюда? Я думаю, что, прежде всего, потому, что не уверены в своем будущем. Это так или нет?! (Возгласы - "Да!"). Мы не уверены потому, что нам предлагают безработицу. Это - для одних, а для других предлагают частную собственность. Скажите, что может быть общего у тех, кто может стать безработным, с теми, кто будет владеть частной собственностью? Вот в чем сегодня суть вопроса!

Сегодня в Литве реставрируются капиталистические порядки, и кое-кому очень выгодно, чтобы тот капитал, который они сумели накопить,  пошел в дело. Но я думаю, что простые люди Литвы поймут, что сегодня именно в единстве Союза, в дружбе со всеми народами простыми, которые действительно хотят жить хорошо, можно строить то гуманное общество, которое иногда провозглашается только на словах».

Можно ли это выступление воспринимать, как призыв свергнуть Верховный Совет, предоставим судить читателям? Что же касается моих выступлений в 1990 г., то они были критичны в отношении литовских властей, но строго выдержаны. Не случайно, как отмечалось, Верховный Совет Литвы под председательством Ландсбергиса, 5 декабря 1990 г. был вынужден признать мои полномочия в качестве депутата ВС Литвы. Как это согласуется с утверждениями литовских прокуроров о том, что в своих публичных выступлениях в 1990 г. я призывал к насильственному нарушению суверенитета Литовской республики?

Ситуация с публичными выступлениями в 1991 г. сложилась несколько иная. После удара по голове, полученного мною в ноябре 1990 г. в Таураге (об этом расскажем позже), который привёл к резкому ухудшению зрения, я, к сожалению, был вынужден существенно снизить свою общественно-политическую деятельность.

Но всё по порядку. 28 января 1991 г. я вновь убыл в Москву на Пленум ЦК КПСС. После Пленума по настоянию известного советского офтальмолога Станислава Фёдорова в феврале 1991 г. мне были проведены операции на глазах. Операция на левом глазу оказалась не очень удачной. В этой связи я фактически весь период до августа 1991 г. находился на бюллетене, так как был вынужден проходить курс интенсивной терапии в клинике Федорова. В Вильнюсе в 1991 г. я бывал только наездами. Соответственно, каких-либо публичных выступлений я не делал.

После вышеизложенного, такая «мелочь», как квалификация моих «преступлений» по Законам Литовской Республики, вступившим в силу в 2003г. не заслуживает внимания. Видимо, в Литве положение о том, что закон не имеет обратной силы, не озвучивают при подготовке юристов.

Всё сказанное убедительно свидетельствует о том, что обвинения, изложенные в «Уведомлении о подозрении», не обоснованы и надуманы, а само литовское правосудие страдает тоталитарным синдромом. А по-другому в Литве и не могут судить. Напомним, что в начале 1990–х были попытки привлечь годов к уголовной ответственности бывших соратников Ландсбергиса, посмевшие возражать против его губительного для Литвы курса.

Так, в 1992 г. состоялись судебные процессы над К. Прунскене и депутатами литовского Сейма В. Березовасом и Я. Минкявичюсом. Р. Озолас, один из бывших активнейших деятелей «Саюдиса», выступая 24 сентября 1992 г. в Верховном Совете, расценил эти процессы, как политическую расправу, в которой обвиняемым «не была гарантирована полноценная защита».

Аналогичный характер носил судебный процесс, по итогам которого был осужден известный нам А. Буткявичюс. После выхода на свободу он так охарактеризовал литовскую судебную систему: «Это чисто политическая машина. Ни один судья не пойдет против, если будут самые суровые указания, но если говорить откровенно, это неуважение к закону, когда ради одного человека он меняется. Надо поставить какого-то американского дешевого полковника командующим литовской армией - закон меняется. Лишь в моем деле были внесены изменения в четыре закона» («Обзор» № 29/184, июль 2000 г.).

Я могу добавить, что для лишения меня мандата депутата специально было внесено изменение в закон о депутате Литовской республики. В этой связи надеяться на какую-либо объективность и справедливость в случае судебных процессов над «организаторами государственного переворота» не приходится. Более того, учитывая, что в настоящее время это «преступление» переквалифицировано в «военное», литовский суд превратится в явную политическую расправу.

В настоящий момент, как уже отмечалось, такую расправу литовское правосудие готовит над ранее упомянутым Альгирдасом Палецкисом, лидером Социалистического фронта Литвы. В ситуации с Палецкисом налицо нарушение 19 ст. Всеобщей декларации прав человека и Европейской конвенции по правам и свободам человека, которые гарантируют каждому человеку право на свободу убеждений и свободное выражение их. И, хотя подобное право записано в 25 статье Конституции Литвы, литовская Фемида точит свой меч.

Абсолютно ясно, что ст. 170 (2) Уголовного кодекса ЛР, которая инкриминируется Палецкису, восстанавливает тоталитарные требования не просто единомыслия, а ОДНОМЫСЛИЯ. Это неприкрытый произвол, завуалированный ссылками на демократию.

Судебный произвол подтвердило второе судебное заседание по делу Палецкиса, состоявшееся 7 июня 2011 г. Литовское «правосудие» основательно подготовилось к нему. Был использован целый арсенал средств для того, чтобы физически и морально измотать участников процесса. Всё началось с того, что полицейские скрупулёзно фиксировали на видеокамеры лица участников митинга, состоявшегося перед судебным заседанием в поддержку Палецкиса. Несомненно, в полицейских отчетах эти люди будут фигурировать, как «агенты Москвы». Это испытанный прием литовских властей ещё с времен Ландсбергиса: представлять недовольных в Литве, как людей, действия которых направляются извне.

Далее, несмотря на то, что заседание планировалось провести в большом зале, его провели в малом. Естественно, как и во время первого заседания, в зал не попали все желающие. Однако и там многим пришлось стоять. Между тем среди присутствовавших было немало пожилых людей. Жара и духота дала о себе знать уже в начале заседания, которое длилось с 9 до 12.30 часов. Всё это время вентиляция почему-то не работала, запланированный большой зал пустовал. По этому поводу одна из женщин заявила протест. Судья проигнорировал его, ограничившись невнятной репликой, несмотря на то, что в зале присутствовали наблюдатели из России и ЕС.

О выступлениях свидетелей, подтвердивших, что людей у телебашни расстреливали стрелки, засевшие на крышах соседних зданий, на заседании уже рассказывалось. Судья, поняв, что ситуация развивается не в нужном русле, взял трехмесячную (?!) паузу до 13 сентября 2011 г. Видимо, за этот срок литовские судопроизводители к началу третьего судебного заседания попытаются, прежде всего, нейтрализовать свидетелей, которых попытаются заставить отказаться от своих показаний. Также, вероятно, будут предприняты меры по сооружению некой юридической конструкции, которая позволит доказать злостный умысел, который якобы имел Палецкис, сомневаясь в официальной версии январских событий.

Приведем ещё один пример литовского правосудия, которое идёт на любые ухищрения для уличения «врагов Литвы» в злонамеренных замыслах. 16 января 2009 г., спустя 18 лет после ранее упомянутых событий у здания Верховного Совета Литвы, ситуация народного возмущения повторилась, Возмущенные безработицей и ростом коммунальных платежей, граждане «демократической» Литвы из разных городов республики вновь собрались на площади у здания литовского Сейма. По официальным данным в акции приняло участие 7 тысяч человек. Однако некоторые источники говорят о 10 тысячах и больше.

Митинг, как и в январе 1991 г. закончился попытками митингующих прорваться в здание Сейма, бросанием яиц и камней и битьем окон. Полиция безжалостно и жестоко расправилась с митингующими. Резиновые пули получили не только митингующие, но и случайные прохожие. Всего же пострадало около 30 человек, четыре из них попали в больницу, один был тяжело ранен. Арестовано более 150 человек. Несмотря на то, что действия полиции были явно не адекватны ситуации, обвинение в насилии и нарушении общественного порядка было предъявлено исключительно 29-ти митинговавшим гражданам, которым грозит до 6 лет тюремного заключения. Действия стражей правопорядка были признаны обоснованными.

Митинговавших у стен литовского парламента, литовская прокуратура обвинила в заранее спланированных и организованных действиях. При этом было проигнорировано то, что 29 обвиняемых до 16 января не были даже знакомы друг с другом. Это прокуроров не смущает. Они утверждают, что в ходе митинга обвиняемые успели познакомиться, договориться и в группе организовать массовые беспорядки. Одно из обвинений носит поистине абсурдный характер. Якобы один из обвиняемых, заранее договорившись со своими единомышленниками, в преступных целях разбил своим мобильным телефоном окно Сейма?!

По-другому и быть не может. Ведь прокурорам надо отрабатывать версию, озвученную премьер-министром Литвы Андрюсом Кубилюсом, идейным последователем Ландсбергиса. Премьер заявил радиостанции «Žinių radijas», что, по его мнению, беспорядки в январе 2009 г. были заранее кем-то спланированы. А тогдашний президент Литвы Валдас Аламкус договорился до того, что за этими беспорядками якобы стоят какие-то мифические «иностранные государства». Ну, а раз так литовские прокуроры постараются доказать «злобный умысел» митинговавших «против Литовской Республики». Тем более, что опыт в таких делах литовские прокуроры за последние 20 лет накопили богатый.