В заключении два слова скажем по поводу постиндустриального или, иначе, информационного общества. Выше мы употребляли этот термин для определения наступающей на Западе новой эры, которая там признается бесспорным прогрессом.
Более того, новые технологии Запад пытается преподнести миру в виде некоей сверхцели для всего человечества и магистрального направления развития человеческой цивилизации.
В 80-ые и 90-ые годы, когда Западу по некоторым направлениям удалось уйти в отрыв, антисоветские прозападнические настроения среди части российского общества, так называемой технической интеллигенции, культивировались именно посредством демонстрации технического превосходства и пропаганды технократических воззрений. В действительности, информационное общество, возможно, последний предел, тупик западного типа урбанистический цивилизации, которая стремительно в 21-м веке превращается в антисистему на видовом уровне.
Тут нужно понимать, что информационное общество отнюдь не обязательно общество интеллектуальное. Оно вовсе не предъявляет к человеческому интеллекту высоких требований. Это опять же потребительское общество, оно рассчитано на пользователя, юзера, но не на творца. При этом оно ещё больше усиливает отчуждение человека от природы, предметного мира. Не говоря уже о том, что подмена органики техникой означает гибель человечества как вида, который является частью биосферы планеты, информационное общество не возможно без индустриального и аграрного, так как компьютеры, как бы быстры они ни были, не выплавляют сталь, и кушать их нельзя. Весь их смысл – эффективное управление. Но нужно иметь то, чем управлять. Нужны материалы, энергия, продукты органической жизни и т.п.
Об энергии зачастую рассуждают весьма легкомысленно. Мол, выкачаем из земных недр нефть и газ, ученые придумают новые источники – атом же расщепили. Однако есть такая русская поговорка: не говори гоп, пока не перепрыгнешь. С атомом уже обжигались в Чернобыле и еще неизвестно, как обожжемся в дальнейшем с атомными станциями, учитывая сейсмическую активность планеты. Американцы, правда, сегодня возобновляют забытые было после Чернобыля и своего "Тримайл Айленд" программы строительства атомных АЭС. Но именно от безвыходности в условиях перманентного нефтяного кризиса. Однако запасы урана и тория также не беспредельны. Термоядерным синтезом физики уже с середины 20-го века обещают научиться управлять, но воз и ныне там. Предлагают подождать ещё лет пятьдесят. Явно переоценивается и прогресс в биологии. Лекарство от рака всё ещё ищем. Не будем забывать, что наука не может до сих пор насморк вылечить. Не даром говорят, лечи его – будешь болеть семь дней, не лечи – неделю.
Так что в любом случае борьба за природные ресурсы в постиндустриальной информационной экономике будет только нарастать. Нефть уже в этом веке, видимо, придется добывать с километровых глубин океанского шельфа, что резко повысит ее себестоимость. Настолько, что не помогут и новые технологии её более эффективной переработки и использования. Всё более насущной становится изменение структуры энергопотребления. Использование запасов битумов в сланцах и песчаниках решает проблему лишь отчасти. Правда, разведанные запасы газа ещё довольно внушительные – 200 трлн. кубических метров, при нынешнем годовом мировом потреблении хватит ещё лет на 80. Да к тому же газ теоретически можно получать из природных полимеров - газовых гидратов. Их основные месторождения находятся в российском арктическом шельфе, а общий объём оцениваются в 20 000 трлн. куб. метров. Но эффективные гидратные технологии ещё предстоит разработать. Развитие гидроэнергетики имеет жёсткие экологические ограничения. А в ряде регионов её потенциал уже исчерпан. Уголь неэкологичен и дорог в транспортировке. Остается надеяться, что энергетическую проблему хотя бы частично решит солнечная энергетика, которая совершенствует свои фотоэлементы и фотопреобразователи, и уже обещает высокие КПД. На подходе результаты энергично развивающейся водородной энергетики, идут разговоры и о лунном гелии. Но и это и вовсе дело нескорого будущего.
С материалами проблем едва ли не больше, чем с энергоносителями. Запасы многих цветных металлов почти исчерпаны, в частности, разведанных запасов цинка и меди можно считать уже не осталось. Остается мечтать, что материаловедение когда-нибудь научится получать нужные материалы прямо из подножного сырья – грунта, песка и камня. Воду человек, видимо, научится опреснять в нужном количестве - наработки имеются. А, вот, с кислородом, который дает евразийская тайга и меньшую часть латиноамериканские тропики возможны проблемы. Слишком много его нужно для целой биосферы. Сомнительно, чтобы его в таких количествах можно было искусственно производить. Здесь, правда, есть одно спасение – лес – возобновляемый ресурс. Однако не надо забывать, что некогда территория тех же Англии и Франции была сплошь поросшей лесами. Эти леса сведены самыми обычными топором и пилой. А уж при современных технологиях много времени не потребуется, чтобы свести и тайгу, и сельву.
Есть и еще один ограничитель технической цивилизации - кормящий ландшафт.
Он не прокормит громадное население 50-ти миллионных мегаполисов, а это уже не фантастика. Человечество скоро будет испытывать острый дефицит экологически чистых продуктов. Ингредиенты для них ни из песка, ни из камня, ни изо льда не растут. Только из плодородной почвы, а ее запасы тают, как и прочие, скоро почва будет дорожать как нынче нефть. Пищевые компании взяли курс на геномодифицированные продукты. Но это выглядит как глупая попытка доказать, что человек умнее природы, и кончится это вне всяких сомнений контрпродуктивными мутациями человеческого организма. Модифицированные продукты – мутанты, полученные на крупных индустриальных фермах и биофабриках – генетическая боба замедленного действия. Ведь как справедливо замечают диетологи – мы то, что мы едим. Скорее всего, следствием питания такими продуктами будут серьезные заболевания. Американцы уже сегодня жалуются на ожирение и другие проблемы со здоровьем, связанные с питанием, не исключено, что именно с употреблением модифицированных продуктов. Не надо думать, что миллионолетняя эволюция органического мира глупее генетиков, которые, в действительности, далеко не так уверенно владеют теми технологиями, о которых говорят. Действуют, в основном, вслепую.
Вообще, наука в мире нынче, если не в упадке, то, по крайней мере, переживает не лучшие времена. С перемещением крупнейших центров научных исследований в США наука перестала быть формой духовных исканий человечества, а научная работа перестала быть формой духовного служения. Наука становится чисто функциональным общественным институтом и подменяется техникой. В рамках талмудического капитализма у неё всё та же вульгарная цель – прибыль. А это для подлинной науки – смерть. Инновационный бум на Западе к фундаментальной науке имеет косвенное отношение, зачастую это всего лишь техника.
Наибольший потенциал в фундаментальной науке в интеллектуальном плане сегодня, как уже сказано, у русских. Не даром так велик «экспорт» молодых ученых и программистов из России. Но дома теперь не до науки – не до жиру, быть бы живу. Меры для пресечения утечки мозгов принимаются вполне паллиативные, по сути, это всего лишь пыль в глаза. Сколково скорее всего, окажется той горой, которая родит мышь. Там уже сейчас царит дух не науки, а коммерции. Нынешний компрадорский режим по определению не способен ни на какие масштабные созидательные проекты.
Между тем, это инновации это именно наш мощнейший козырь в цивилизационном соревновании. Ведь по мере увеличения интеллектоёмкости продукции сглаживаются наши конкурентные минусы в части климата, расстояний транспортных перевозок и энергоемкости. В целях сокращения интеллектуального грабежа нам было бы полезно, одновременно с создание научных центров, максимально отдалить свои образовательные стандарты от западных, а в элитных вузах ввести дорогое платное образование с отсрочкой платежей на случай выезда получивших такое образование субъектов за границу. Но нынешняя российская власть, напротив, делает все, чтобы подготовку умов для западных компаний оплачивал русский рабочий и крестьянин из жалкой зарплаты в виде налогов, чтобы западным концернам они доставались бесплатно. А чтобы их было легче адаптировать еще и образовательные программы унифицирует в соответствие с западными стандартами.
В любом случае, единственно возможное общество будущего, здоровое и эффективное - общество аграрно-индустриально-информационное. Причем, учитывая, что промышленные технологии должны обрести новое качество, это неудобоваримое определение можно сократить до аграрно-информационного. То есть обойтись небольшими клочками живого ландшафта, не получится, под сельхозугодия придется отводить значительную часть планеты.
Есть и другой не менее важный аспект, связанный с ландшафтом. На Западе правящая там бал этнофобия умышленно ведет дело к отчуждению человека от земли, лишает процесс обработки земли того сакрального смысла, каким он был освящен в протяжении тысячелетий. В итоге, на земле остаются считанные проценты населения громадных стран. Подобное же видим сегодня и в России. Либеральные «реформы» 90-х и новейшее российское земельное законодательство, кажется, предполагают довести до логического завершения начатое Троцким и продолженное Сталиным в 30-ые годы раскрестьянивание страны. Такое единодушие, конечно не случайно - силы, стоявшие за
продразверсткой, уничтожением «кулачества», коллективизацией и современными либеральными реформами, по глубинной природе своей родственны – это этнофобская антисистема. А ведь этот процесс едва ли не более катастрофичен для судеб человечества, чем антропогенное давление на биосферу. Последнее, по крайней мере, находится в поле зрения ученых, а раскрестьянивание, кажется, мало кого заботит.
В западных и российских учебниках по экономике, экономической географии и истории определение «аграрная страна» используется как уничижительное. Однако безоглядная урбанизация, очевидно, тупиковый для человечества путь и отнюдь не безальтернативный. И именно выдающиеся русские ученые – экономисты из школ Кондратьева и Чаянова в свое время не мало сделали на пути определения этого альтернативного пути. Россию они видели именно аграрно-индустриальной державой. Либеральные «реформаторы», контролирующие нынче российскую экономику, постарались предать забвению их разработки и практический опыт, которые даже в условиях ужасающей послереволюционной разрухи и при всей половинчатости НЭПа давали блестящие результаты. Между тем, футурологи предполагают, что постиндустриальное сознание будет более экологичным, и само постиндустриальное общество будет более дружественным биосфере.
Однако оснований для таких радужных прогнозов никаких нет. Скорее приходится предположить иное, постиндустриальный мир западного типа будет еще более урбанизированным, и не просто оторванным от природных ландшафтов, но глубоко враждебным им. Отсюда задача: не торопиться прыгать на подножку чужого поезда, который на всех парах и, по сути, вслепую, несется в технотронный век, не надеяться на чужих машинистов, логистиков и штурманов, но думать своей головой и смотреть вперед своими глазами, беречь как зеницу ока природный ресурсы, включая пашню, запасы которой в России всё ещё велики, лес и почву от загрязнений, а не превращать свою землю в один большой карьер посреди громадной мусорной свалки, куда свозят ядерные и промышленные отходы со всего мира.
И здесь возникает проблема субпассионариев у власти - субъектов, чей принцип: после нас хоть потоп. Именно из этого типа людей в большинстве своем и сформирована нынешняя политическая и экономическая элита России. Высокий чиновник, назовем его условно «министр природы» бодро произносит фразу примерно такого содержания: к счастью экспорт сырья растет, нефти нам хватит ещё на 30 лет, газа - на 80. И ведь говорит он это в здравом уме и ясной памяти. Вот типичный образчик субпассионария. И взять с него нечего. Продает будущее своих внуков и не скрывает идиотического воодушевления. Тут своего рода мутация ума и эрозия совести одновременно. Можно не сомневаться, что скоро они и почву наладятся продавать. Во всяком случае, постоянно обсуждается сдача в концессию китайцам огромных площадей - до полутора миллионов квадратных километров сибирской тайги.
Понимая, что субпассионарии не читают книг, подобной этой, автор может обратиться к читателю: готовы ли мы и дальше терпеть эту политическую элиту и эту олигархию? Можем ли мы принимать эту власть, как призывают нас так называемые консерваторы? Не говоря уже о духовной и нравственной несостоятельности навязанного ими стране впсевдоисторического проекта, нужно отдавать себе отчет, что природные ресурсы в нашей северной стране, особенно, невосполнимые природные ресурсы не могут быть оценены никакими деньгами. И, если мы не сбережем их сегодня, завтра наши внуки будут вынуждены покидать свои холодные и голодные русские дома и наниматься в прислугу к народам, которые лучше нас умеют отстаивать свои интересы.
Позволяя олигархам – компрадорам, словно пьяным гинекологам с потными, немытыми, опухшими руками оскоплять нашу русскую землю, мы лишаем ее будущей жизни и обрекаем участью мертвой пустыни. А если вспомнить гумилевское определение этноценоза, в котором этнос и природа слиты и неразрывны, то получается, что нынешняя российская элита торгует даже не будущим, а самой живой плотью наших детей и потомков. В сущности, в моральном плане, тут не далеко до каннибализма. Так существуют ли такие казни египетские, которые мы не имели бы право применить к людоедам наших детей? И не обрекаем ли мы себя самих на Танталовы муки за то, что в своем безразличии и малодушии попускаем подобное. Согласно античному мифу сын Зевса Тантал судом богов был навечно помещен в преисподнюю стоять по шею в воде за то, что подавал на пиру мясо своего сына. Даже языческие Олимпийские боги были строги в отношении подобных аморальных деяний. А, ведь, нас ждет куда более строгий Суд.