Сессия шла к концу. Сенатор Дильворти решил, что ему не мешает съездить на Запад пожать руки своим избирателям и напомнить им о своем существовании. Местная законодательная палата, которой надлежало избрать его вторично в сенат Соединенных Штатов, уже собралась. Мистер Дильворти считал свое избрание решенным делом, но он был предусмотрительный и щепетильный человек и полагал, что если поездка в родной штат позволит ему завербовать хотя бы несколько новых приверженцев из числа членов законодательной палаты, это уже окупит хлопоты, связанные с путешествием. Дело в том, что в законодательной палате сидел
один человек по имени Нобл, за которым нужен был глаз да глаз. По отзыву сенатора Дильворти, это был узколобый, неуживчивый и злобный смутьян. Этот Нобл был заклятым врагом прогресса и реформ и лично его, сенатора Дильворти. Сенатор намекал в частных беседах, что его нисколько не удивило бы, если бы выяснилось, что этот тип кем-то подкуплен специально, чтобы бороться против него, сенатора Дильворти, и тем самым подрывать благосостояние общества и чистоту политических нравов.
«Если этот тип, Нобл, — сказал мистер Дильворти в небольшой речи за обедом, данным в его честь группой ценителей его таланта, — если этот тип, Нобл, просто искал бы моей гибели, я готов был бы немедленно принести свою политическую карьеру на алтарь ' благоденствия нашего дорогого штата. Я буду рад сделать это. Я буду счастлив. Но когда он использует меня как прикрытие своих коварных замыслов, когда он, целя в меня, замышляет нанести удар в сердце нашего возлюбленного штата, — тогда во мне присыпается рыкающий лев, и я говорю: здесь стою я, одинокий и беззащитный, но твердый и непреклонный, трижды осененный священным доверием моих сограждан, и всякий, кто покусится напасть на родимый край, хранителем которого я поставлен, пройдет к нему лишь через мой бездыханный труп».
Он указал далее, что если бы Нобл был сбившимся с пути, но честным человеком, он простил бы его без единого слова, однако попытки Нобла осуществить свои мерзостные намерения при помощи грязного подкупа пятнают репутацию штата и наносят неисчислимый вред моральному состоянию народа. А этого он не потерпит. Моральное состояние на пода для него дороже всего. Он разыщет этого Нобла. Он будет убеждать его, он будет уговаривать его, он будет взывать к его совести.
Когда сенатор прибыл на арену борьбы, он увидел, что его друзья спокойны. Они твердо стояли за него и не испытывали ни малейшего страха. Нобл гнул свою линию, но без особого успеха. Фактически он топтался на месте. Мистер Дильворти воспользовался первым же удобным случаем, чтобы увидеться с Ноблом. Свидание состоялось поздно ночью. Он убеждал Нобла оставить тернистую тропу бесчестия и порока. После этого было еще несколько свиданий. Последняя встреча затянулась, и Нобл ушел от сенатора в три часа утра. Оставшись один, мистер Дильворти сказал:
— Это доставило мне большое утешение, да, большое утешение!
Теперь сенатор мог полностью отдать силы спасению душ своих избирателей. Он усердно ходил в церковь и играл выдающуюся роль на молитвенных собраниях. Он оказывал поддержку местным отделениям Общества трезвости. Он удостоил своим посещением благотворительные швейные кружки городских дам и даже, взяв в руки иглу, сделал лично несколько стежков на ситцевой рубашке, которая шилась для некоего некрещеного и коснеющего в язычестве дикаря Южных морен, и этим очаровал всех дам, рубашку же, которой он коснулся, возвел в ранг почтенного и в некотором роде священ-ного предмета. Сенатор дал несколько уроков из библии в младших классах воскресной школы. Не было на свете такого ^препятствия, которое могло помешать его посещению воскресной школы. Болезнь, усталость, непогода — все ему было нипочем. Для того чтобы попасть в воскресную школу глухой деревушки, называвшейся Кеттльвиль, он проехал добрых тридцать миль в тряской полуразвалившейся колымаге.