Незамедлительно после того, как генерал Пирс представил свой доклад, имеющие к нему доступ чины Пентагона и армии начали искать рациональное объяснение, как мог остаться незамеченным факт убийства подразделением американских солдат трехсот сорока семи вьетнамских граждан. Был сделан вывод о полном служебном несоответствии четверых офицеров, несущих непосредственно по инстанции ответственность за события в Милай-4. Все они с большой натяжкой оказались достойными офицерского звания, все четверо были так называемыми «мустангами», то есть людьми, вступившими в вооруженные силы рядовыми и попавшими впоследствии в офицерское училище. Согласно логике тех, кто придерживался этого объяснения, Колли вылетел из колледжа низшей ступени, Медина был «мустанг-переросток, не имеющий высшего образования Баркер вступил в армию из национальной гвардии, Гендерсон характеризовался как человек, вступивший в армию в 1939 году, а затем ждавший офицерских погон четыре года и получивший их только в самый разгар войны. Очень многие армейские чины всерьез уверяли меня, что, окажись хоть один из этих четверых выпускником Уэст-Пойнта, о бойне было бы доложено немедленно. Говорят, такого же мнения придерживался Пирс и ряд сотрудников его комиссии.
Даже если это мнение и справедливо, трудно объяснить совпадением поведение генерал-майора Костера и бригадного генерала Янга. Не объяснить и возможного участия генерала Джона Дональдсона в уничтожении документов после событий в Милай-4.
1 апреля 1970 года, две недели спустя после того, как комиссия Пирса обнародовала результаты своего расследования, с капитана Эрнеста Медины военными юристами штаба 3-й армии в Форт-Макферсоне, штат Джорджия, куда были переведены Медина и другие подследственные из роты «Чарли», обвиненные в убийстве жителей Милай-4 1, были сняты обвинения в сокрытии правды.
Сделанное представителями армии заявление разъясняло, что обвинения в даче ложных показаний о совершении преступлений были сняты, «поскольку не является общепринятой практикой предъявлять человеку обвинения и в совершении преступления, и в сокрытии его». Вместо этого Медину обвинили в том, что он несет ответственность за убийства, совершенные в Милай-4 1 людьми, находящимися под его командованием.
Снятие с Медины обвинений в сокрытии правды выглядело обоснованным. Но два месяца спустя командование 3-й армии объявило о снятии с капитана роты «Браво» Уиллингхэма обвинений и в убийстве, и в сокрытии правды. В заявлении разъяснялось, что командование «на основании имеющихся данных пришло к выводу об отсутствии необходимости предпринимать дальнейшие меры по расследованию этих обвинений».
Остальные обвиняемые офицеры, включая генералов Костера и Янга, были в административном порядке переведены в штаб 1 -й армии в Форт-Мид, штат Мэриленд, где ожидали разбора выдвинутых обвинений. Согласно военному законодательству, командующий 1-й армией генерал-лейтенант Джонатан О. Симэн должен был рас-смотреть обвинения и определить, достаточно ли они обоснованны для проведения слушаний, согласно статье XXXII соответствующих большому жюри, или предварительному разбирательству. Согласно статье XXXII ведущий разбирательство офицер уполномочен, заслушав показания, передать дело обвиняемого в военный трибунал. Вспоминая решение передать обвиняемых штабу 1-й армии, один высокопоставленный чиновник оценил его как одну из крупнейших ошибок следствия о Милай-4. «Мы недостаточно тщательно рассмотрели кандидатуру Симэна,— пояснил источник в интервью со мной в середине 1971 года.— Он казался одной из наиболее подходящих кандидатур, из которых можно было выбирать». В течение года с одиннадцати из двенадцати офицеров, названных в докладе Пирса и переведенных в Форт- Мид, были сняты обвинения.
Симэн, выпускник Уэст-Пойнта и бывший командир дивизии во Вьетнаме, приближающийся к пенсионному возрасту, снял 23 июня 19.70 года все обвинения в сокрытии правды с генерала Янга, полковника Парсона и майора Макнайта. Опубликованное в Форт-Миде заявление объясняло, что Симэн принял решение, «исходя из мнения, что обвинения не были достаточно обоснованно доказаны». По делу Янга это решение было принято день спустя после того, как Симэн получил рекомендации снять обвинения с Янга от военного прокурора 1-й армии полковника Джона П. Стаффорда-мл. Явно принимая аргументы защиты Янга за чистую монету, Стаффорд оспаривал узко технические вопросы: что могли сообщить генералу майор Уотке и подполковник Холладэй, а также что мог и не мог приказать ему расследовать Костер. Свои рекомендации генералу Симэну Стаффорд изложил на двух с половиной страницах, из которых Янгу было уделено два параграфа: в одном обсуждалась информация, доведенная до сведения Янга, в другом — его обязанности по проведению расследования:
«Хотя подполковник Холладэй утверждает, что бригадный генерал Янг был информирован о фактах, могущих квалифицироваться как военное преступление, и майор Уотке, и бригадный генерал Янг подтверждают факт, что Янгу было доложено только о бое и неприцельном ведении огня. Данная точка зрения подтверждается уверениями полковника Парсона и полковника Гендерсона, что они получили только эту ограниченную информацию из того же источника. Совершенно очевидно, что бригадный генерал Янг довел до сведения генерал- майора Костера еще более ограниченную информацию, а иной информацией генерал-майор Костер не располагал.
Все показания касательно требований к Янгу осуществлять контроль над расследованием, проводимым полковником Гендерсоном, в лучшем случае несостоятельны, поскольку основываются не на конкретном указании, а на том, что в нем подразумевалось. Однако если и допустить, что это входило в его обязанности, то донесение полковником Гендерсоном сведений непосредственно генерал-майору Костеру и факт принятия генерал-майором Костером его доклада ослабляют достоверность версии о халатном отношении бригадного генерала Янга к своим служебным обязанностям».
Год спустя, опираясь на те же доводы, министр армии Стэнли Ризор пришел к выводу, что Янг «не удовлетворял предъявляемым генералу требованиям». Резюме Ризора было подготовлено для обоснования его последующего решения принять к генералу административные меры и лишить его ордена «За безупречную службу». В заявлении Ризора говорилось:
«На следующий день после инцидента в Милай генерал Янг был информирован офицерами авиачасти, что имело место серьезное столкновение между личным составом американских пехотных и вертолетных подразделений. Существуют разногласия по поводу того, был ли генерал Янг также информирован об убийстве гражданских лиц и захоронении трупов во рву. Обсудив вопрос с генералом Костером, генерал Янг получил указание поручить подчиненному ему офицеру (Гендерсону) приступить к расследованию. Впоследствии генерал Янг запрашивал этого офицера о ходе следствия.
Еще до того, как генерал Янг получил информацию от офицера авиачасти, он был осведомлен о необычном характере операции, проводимой в Милай 16 марта 1968 года, и высказал свои оценки генералу Костеру. Генерал знал также, что поступили сведения о чрезвычайно высоком количестве потерь со стороны противника при несоразмерно низком количестве захваченного у противника оружия и потерь среди личного состава американских войск в бою, предположительно проходившем с подразделением, известным генералу Янгу как отборный батальон противника.
Таким образом, 17 и 18 марта 1968 года генерал Янг не только знал, что операция 16 марта дала весьма необычные результаты, но знал и о том, что во время операции имело место беспрецедентное столкновение между американскими пехотинцами и пилотом вертолета...
Невзирая на ознакомление с этой информацией и на приказ генерала Костера проследить за тем, чтобы подчиненный ему офицер приступил к расследованию, генерал Янг самоустранился от последующего ведения следствия. Он не предпринял никаких усилий рассмотреть или обсудить совместно с генералом Костером как устный доклад, полученный генералом Костером от ведущего следствие офицера, так и письменный доклад, подготовленный этим офицером по приказу генерала Костера. Генерал Янг заявляет, что не знал о том, что расследуется обвинение в убийствах мирных граждан. Если это так, то позиция генерала Янга свидетельствует о недостаточной степени его участия в процессе следствия, ибо ясно, что генерал Костер и ведущий следствие офицер, так же как и многие другие участники следствия, отдавали себе отчет, что убийство гражданских лиц находится в центре внимания расследования. Генерал Янг не предпринял должных мер по проверке принятия удовлетворительного решения, касающегося столкновения между пехотинцами и летчиками, столкновения, имевшего серьезные потенциальные последствия для взаимодействия пехотных и вертолетных подразделений в дальнейших операциях. Он не обсуждал этот вопрос ни с командирами авиационных частей, первоначально поднявшими его, ни с командиром тактической группы, проводившей операцию в Милай.
Я пришел к заключению, что генерал Янг не проявил должного уровня инициативы и ответственности, ожидаемого от офицера генеральского ранга, занимающего должность заместителя командира дивизии».
Проиграв юридический бой с целью избежать наказания (хотя ему и удалось отбиться от попытки понизить его в звании до полковника), Янг уволился в отставку 30 июня 1971 года.
28 июля 1970 года генерал Симэн объявил о решении заслушать дела семи из двенадцати находящихся под его юрисдикцией офицеров согласно статье XXXII. В число этих офицеров, помимо Костера, входили: полковник Гендерсон, подполковники Уильям Гуинн и Дэвид Гэвин, майоры Чарльз Калхун и Фредерик Уотке, а также капитан Деннис Джонсон. Обвинения в сокрытии правды были сняты с двух других офицеров: полковника Роберта Люпера, командовавшего артдивизионом в Милай-4, и капитана Кеннета Боатмана, офицера артиллерийской разведки роты «Браво». Слушания согласно статье XXXII начались в Форт-Миде в августе и проводились при закрытых дверях.
6 января 1971 года, по окончании слушаний, генерал Симэн снял обвинения — «ввиду недостаточности доказательств» — с четырех офицеров: Гуинна, Гэвина, Кал- хуна и Уотке.
Двадцать два дня спустя генерал Симэн также снял обвинения с генерала Костера — «в интересах правосудия». В заявлении Пентагона говорилось, что Симэн нашел «некоторые доказательства» осведомленности Костера о смерти двадцати гражданских лиц, но пришел к заключению о невиновности генерала в каком-либо «умышленном нарушении служебных обязанностей». Решение Симэна основывалось на меморандуме из четырех страниц, направленном ему 27 октября 1970 года генерал- майором Б. Ф. Эвансом-мл., возглавлявшим разбирательство дела Костера согласно статье XXXII. Неизвестно, почему Симэн ждал три месяца, прежде чем обнародовать выводы, с которыми полностью был согласен. Все же генерал выступил с заявлением, в котором признавалось наличие некоторых доказательств того, что Костер не довел должным образом информацию о гибели двадцати гражданских лиц до сведения вышестоящих инстанций, а также не обеспечил тщательного расследования вопроса. Но, добавил Симэн, принимая решение снять с генерала Костера все выдвинутые против него обвинения, он учитывал его «долгую и честную службу», а также отсутствие умысла в нарушении служебных обязанностей Закрытый меморандум Эванса — как и документ, подготовленный полковником Стаффордом по делу генерала Янга,— истолковывал каждый спорный пункт в пользу Костера, обвиненного в нарушении семи положений армейских уставов.
Положение первое касалось обвинения Костера в недонесении вышестоящему командованию о гибели двадцати гражданских лиц, как это предусмотрено уставом. Согласившись, что подобный рапорт должен был быть составлен, Эванс ухитряется сказать: «Тем не менее я не считаю генерала Костера ответственным за представление рапорта. Для командира естественно ожидать, что это сделает сотрудник его штабного аппарата».
Положение второе обвиняло Костера в нарушении устава, поскольку вверенная ему дивизия не информировала вышестоящее командование о гибели гражданских лиц от артиллерийского огня. Эванс в своем анализе просто игнорирует важный факт, вскрывшийся в процессе слушаний: что артиллерийский огонь направлялся непосредственно на деревушку Милай-4 в нарушение международных законов. Ничего не говорит Эванс о жертвах среди гражданского населения, ограничиваясь замечаниями о точности артиллерийского огня: «Не было представлено никаких доказательств, подтверждающих, что артиллерийский огонь велся по Милай 16 марта 1968 года ошибочно. Это была артиллерийская подготовка, проводимая согласно плану операции».
Положение третье касается предполагаемой вины Костера в недоведении информации о совершении тяжкого уголовного преступления до сведения вышестоящего командования: «Не было представлено никаких доказательств, позволяющих судить об осведомленности обвиняемого о совершении преступных действий либо о гибели иностранных граждан иначе, чем при проведении боевых операций. Таким образом, логично заключить, что генерал Костер не может быть обвинен в недонесении данных, которые не были ему известны».
Положения четвертое и пятое подразумевали, что Костер знал или имел основания предполагать, что было совершено военное преступление. Эванс обосновывал свой отказ принимать эти обвинения на низкой достоверности вьетнамских документов, поступающих в штабы: «С моей точки зрения, было бы неразумным требовать от гене-рала Костера рассматривать документы Вьетконга (пропагандистская листовка) либо сообщение старосты деревни (лейтенанту Тану из района Сонтин) как достоверные сведения о совершении военных преступлений».
Положения шестое и седьмое касаются нарушения Костером служебного долга, проявившегося в том, что он не поставил под сомнение первоначальные устные рапорты полковника Гендерсона и генерала Янга, а также последующие письменные доклады. Вывод Эванса: «У генерала Костера не было никаких очевидных причин не ожидать от двоих своих старших офицеров подробного, точного и правдивого доклада. С моей точки зрения, генерал Костер, приняв устный рапорт о расследовании, сделал все, что можно требовать в подобных обстоятельствах от командира дивизии». Эванс также заключает, что Костер действовал разумно, приняв и последующие письменные доклады. Правда, он признает, что «при рассмотрении их сейчас, более чем два с половиной года спустя, становится ясно, что генералу Костеру следовало оспорить каждый пункт доклада. Сделай он это, последующее расследование могло бы вскрыть истинные факты». Здесь генерал Эванс делает далеко идущий вывод, высказывая мнение, что Костер ничего уже не мог предпринять, чтобы раскрыть правду о Милай-4: «Однако уверенности в том, что именно так бы и было, нет, поскольку, если существовал заговор с целью сокрытия от генерала Костера истины, второе расследование могло бы оказаться таким же бесплодным».
Эванс считает, что Костер «дал исключительно правдивые показания. Я также полагаю,— добавляет Эванс, подытоживая доклад,— что со стороны генерала Костера не имело места попыток затруднить расследование инцидента в Милай... Характеристики, приложенные к материалам разбирательства согласно статье XXXII, подтверждаемые годами безупречной службы, делают маловероятным участие генерала Костера в каких-либо бесчестных действиях или в попытках уклониться от ответственности». Почтительная вера Эванса в искренность Костера во многом основывалась на свидетельских показаниях, утверждавших существование заключительного доклада в мае 1968 года, как и утверждал во время разбирательства генерал. Самый больной вопрос — насколько хорошо Костер был информирован об этом докладе — Эванс закрыл просто: «Если этот доклад был «состряпан», я убежден, что генерал Костер ничего об этом не знал».
Снятие обвинений с Костера вызвало немедленный протест Роберта Маккрейта. Он заявил в газете «Нью-Йорк тайме» в своем первом публичном выступлении о Милай за десять месяцев: «Снятие генералом Симэном обвинений с генерала Костера в настоящий момент вызывает шок». Однако Маккрейт протестовал не против сути принятых Симэном мер, но против выбора момента для них. «Еще предстоит разбирать обвинения против военнослужащих, находившихся под его (Костера) командованием» во время инцидента, заявил юрист, имея в виду офицеров, находящихся под следствием в Форт- Миде. Он обвинил Симэна в нарушении «упорядоченного хода следствия по инстанции».
Кроме Маккрейта, мало кто высказал возмущение решением армии снять обвинения против старшего по званию военного, связанного с бойней в Милай-4; большинство газет, питавшихся ограниченной информацией, получаемой от армии, расценили снятие обвинений как само собой разумеющееся событие. И только один конгрессмен — Сэмюэл С. Страттон, республиканец от штата Нью-Йорк, участвовавший в работе подкомиссии, расследовавшей дело о Сонгми,— опротестовал это решение. Страттон, бывший офицер флота, квалифицировал снятие обвинений с Костера как «грубейшее нарушение военной юстиции. Снять в данной ситуации обвинения со старшего по званию офицера,— заявил обычно поддерживавший военных конгрессмен,— означает вновь поднять вопрос о замазывании военными своих грехов в целом». Затем Страттон выступил с угрозой, которую армия хорошо поняла: «Если армейская система либо не способна, либо не желает представить факты и подвергнуть наказанию виновных, то я склонен думать, что нам надлежит создать какой-то независимый трибунал, стоящий выше и отдельно от обычного военного трибунала, контролируемого военными властями, для того чтобы вынести окончательное решение по данному делу».
День спустя представитель армейского командования объявил, что генерал Симэн действительно вынес генералу Костеру письменное порицание, одновременно со снятием с него обвинений — за «недоведение до сведения информации о наличии жертв среди гражданского населения и за неспособность провести быстрое и тщательное расследование обстоятельств, при которых эти жертвы имели место». Представитель командования даже не пытался объяснить, почему этот документ не был обнародован днем ранее.
Еще несколько дней спустя Страттон представил коллегам-конгрессменам объемистое досье о предположительно совершенных Костером нарушениях служебного долга, составленное на основании прошедшего цензуру доклада подкомиссии, расследовавшей события в Сонгми, опубликованного предыдущим июлем. И опять не многие газеты уделили внимание обвинениям, выдвинутым конгрессменом. «Боюсь,— заявил Страттон в палате представителей,— что это как раз тот случай, когда законы пресловутого ОВВУ взяли верх над интересами благополучия нации и фундаментальным правом американского народа знать правду: неважно, что грозит армии или стране, важно уберечь своих платных сотрудников от неприятностей и беспокойства». Конгрессмен также поставил под вопрос избрание момента для предания гласности письменного порицания, вынесенного Костеру. «Трудно не задать вопрос, почему об этом взыскании не было объявлено одновременно с сообщением о снятии обвинений,— заявил Страттон.— Зачем было создавать впечатление, что генерал Костер вышел сухим из воды? Может, армия хотела подождать и проверить, как среагирует общественность на попытку спустить все дело на тормозах?»
Впоследствии Костер был в административном порядке понижен в звании до бригадного генерала и лишен ордена «За безупречную службу», что безрезультатно пытался обжаловать. 1 августа 1971 года он вступил в новую должность, которая была равносильна отставке,— заместителя начальника группы испытаний и оценки на Аберлинском полигоне в штате Мэриленд. Заявление министра армии Ризора, оправдывающее принятые против Костера административные меры, резко расходится с аргументами генерала Эванса, высказанными в пользу прекращения дела Костера, особенно в области оценки ответственности командира. Ризор писал:
«Генералу Костеру было либо известно непосредственно, либо достаточно легко доступно из оперативных и иных документов дивизии огромное количество сведений о том, что в Милай, по всей вероятности, произошла трагедия немалых масштабов. Но генерал не использовал возможностей следственного аппарата дивизии ни для проведения расследования, ни для проверки тех расследований, которые были проведены. Таким образом, он принял на себя гораздо больший груз личной ответственности, чем это могло быть.
Совершенно очевидно, что в качестве командира дивизии генерал Костер должен нести ответственность за проверку сведений, имевшихся у него о Милай, поскольку данные сведения указывали на возможную вину находящихся под его командованием подразделений в совершении серьезных проступков. Любой иной вывод в конечном счете сводит на нет всю концепцию ответственности командного состава, неотделимую от службы на высших руководящих постах».
26 февраля 1971 года командование 1-й армии завершило рассмотрение обвинений, выдвинутых—год назад, объявив, что полковник Оран Гендерсон предстанет перед судом военного трибунала за участие в сокрытии правды о Милай-4. В то же время генерал-лейтенант Симэн снял все обвинения с офицера разведки капитана Денниса Джонсона за недостаточностью улик. Таким образом, Гендерсон остался единственным из четырнадцати первоначально обвиненных офицеров, которому предстояло предстать перед судом военного трибунала 2.
Военные защитники полковника выставляли своего клиента козлом отпущения и заявляли, что он избежал бы обвинений, не начни конгрессмен Страттон возражать против снятия обвинений с Костера. (Один источник сообщил мне, что за пять месяцев слушаний по делу Гендерсона согласно статье XXXII в Форт-Миде было взято семь тысяч страниц свидетельских показаний 3). По завершении слушаний в январе — как раз перед тем, как в палате представителей выступил со своими нападками Страттон,— ведущий следствие офицер снял два из четырех выдвинутых против Гендерсона обвинений, но обнаружил доказательства, подтверждающие обвинения в нарушении служебного долга и даче ложных показаний. По данным источников, этот офицер не рекомендовал передачу дела военному трибуналу, предложив вместо этого подвергнуть Гендерсона неюридическому наказанию по статье XV.
Однако вскоре после того, как министр армии Ризор начал принимать меры по вынесению административного наказания Костеру и Янгу, генерал Симэн объявил о своем решении передать дело военному трибуналу. Но Страттон, в то время основной критик методов ведения армией дел по обвинению в сокрытии правды, не был умиротворен ни административными мерами, ни предъявлением обвинений Гендерсону. Страттон так и не мог добиться широкого освещения этих событий печатью и 8 марта 1971 года написал статью для редакционной страницы «Нью-Йорк тайме», в которой язвительно заметил, что письменное порицание «дает одно очевидное преимущество по сравнению с военным трибуналом: благодаря ему дело генерала Костера не попало в газеты».
Однако, как ни важна была публичная критика Страттоном образа действия армейских властей, она все же не затрагивала коренного вопроса об армии как об организации, способной скрывать бойни типа Милай-4 и оставлять без внимания бойни типа Михе-4.
Не дал ответа на этот вопрос и военный суд над полковником Гендерсоном, начавшийся 23 августа 1971 года в Форт-Миде и быстро увязший в дискуссиях вокруг технических деталей, в частности вокруг достоверности показаний полковника комиссии Пирса. Защитники Гендерсона также затратили целые недели, пытаясь установить факт проведения расследования Баркером в мае 1968 года, хотя комиссия Пирса явно установила подложность этого документа. Процесс, затянувшийся на всю осень, характеризовался стремлением обвиняемого выставить себя в выгодном свете и не очень откровенными показаниями. По меньшей мере два основных свидетеля отказались от ранее данных показаний. Уоррент- офицер Хью Томпсон, к концу 1971 года дослужившийся уже до капитана, заявил, что не уверен более в том, что информировал полковника Гендерсона о Милай-4 два дня спустя после резни. (Давая показания перед комиссией Пирса, Гендерсон, как и другие, указал на летчика как на человека, который его информировал.) Уоррент-офицер Джерри Калверхауз, также повышенный в звании до капитана, заявил трибуналу, что не может более сказать, «был ли Гендерсон или нет» тем человеком, которому он делал доклад 18 марта 1968 года. Третьему летчику, информировавшему Гендерсона о Милай-4, не было разрешено произвести его опознание в зале трибунала. 17 декабря 1971 года Гендерсон был признан невиновным в предъявленных обвинениях в сокрытии правды.
Маловероятно, что в Южном Вьетнаме имели место другие зверства такого масштаба и характера, как в Милай-4, но сколько там было Михе-4?
К осени 1971 года резня, учиненная ротой «Браво», была забыта, хотя в этом преступлении и таилась важнейшая истина об американской армии. Утром 16 марта 1968 года солдаты роты «Браво» безнаказанно истребили от сорока до ста мирных вьетнамских граждан. Не было никакого лейтенанта Колли, приказавшего солдатам «прикончить их». Не было столкновения с пилотом вертолета, не было воплей протеста по радиосвязи.
Милай-4 был случаем, из ряда вон выходящим, но не единственным. Что же до Михе-4, то это было всего лишь одно из многих зверств, и это зверство было скрыто — после того как оно выплыло на свет в ходе расследования зверств в Милай-4 — генерал-лейтенантом и министром армии, не желающим или не способным понять его истинное значение. В армии даже для лучших генералов и высших гражданских руководителей наступает момент, когда они, подобно вьетнамцам из Милай и Михе, становятся жертвами.
Примечания
1. В конечном счете армейские власти предъявили двенадцати офицерам и солдатам, включая Медину, обвинения в убийствах или в нападении с целью совершения убийств в Милай-4. Из них только один — лейтенант Колли — был признан виновным на процессе в Форт-Беннинге в 1971 году. (Обвинения против Колли, как и против сержанта Дэвида Митчелла, были выдвинуты в 1970 году, до принятия решения о слушании всех уголовных дел в Форт-Макферсоне. Каждого из них судили по месту несения службы: Колли в Форт-Беннинге, а Митчелла в Форт-Худе, штат Техас.) Еще до суда в Форт-Макферсоне обвинения в убийстве были сняты с сержанта Иезекиля Торреса, капрала Кеннета, Шиля, специалиста четвертого класса Уильяма Ф. Догерти и Роберта У. Т. Суваса, а также с рядовых Макса Д. Хатсона и Джеральда А. Смита. С сержанта Кеннета Л. Ходжеса было снято обвинение в угрозе физическим насилием. Четыре человека были оправданы по суду. На процессе в Форт-Макферсоне было снято обвинение в нанесении увечий с капитана Юджина Котука (обвинения в физическом насилии были сняты с него еще раньше). С сержантов Чарльза И. Хутто и Дэвида Митчелла были сняты обвинения в совершении физического насилия с покушением на убийство. Процесс Митчелла был первым, состоявшимся в связи с Милай-4. 22 сентября 1971 года был признан невиновным капитан Эрнест Медина. Процесс, состоявшийся в августе того же года в Форт-Макферсоне, снял с него обвинения в преднамеренном убийстве, непредумышленном убийстве и два обвинения в совершении физического насилия.
2. В августе 1971 года министр армии Роберт Ф. Фрелке, за месяц до того сменивший Ризора, вынес административные наказания пяти из обвиненных офицеров. В случае отклонения их апелляции полковники Неле Парсон и Роберт Люпер лишались орденов «За заслуги» и им объявлялись письменные выговоры; майор Чарльз Калхун был исключен из списков майоров, приемлемых для производства в подполковники; капитан Деннис Джонсон получил письменный выговор. Личность пятого офицера осталась неустановленной. Фрелке также вынес административные наказания четверым солдатам роты «Чарли», с которых, как и с офицеров, были сняты обвинения в совершении уголовных преступлений. Всем четверым — сержантам Кеннету Ходжесу и Иезекилю Торресу, капралу Кеннету Шилю и рядовому Максу Хатсону — было объявлено, что все они будут с почестями уволены в запас по усмотрению правительства. Подробности о принятых Фрелке мерах стали достоянием Ассошиэйтед Пресс и были опубликованы 18 августа 1971 года. Однако фамилиями офицеров агентство не располагало, хотя получило и опубликовало имена и адреса солдат.
3. Свидетельские показания, полученные во время заседаний комиссии Пирса, слушаний по статье XXXII и заседаний военных трибуналов по делам Милай и Михе, составили более 100 000 страниц. Ряд опубликованных материалов комиссии Пирса включал дорогостоящие репродукции цветных фотографий. Несмотря на все собранные доказательства, конечный результат, по состоянию на осень 1971 года, составил: один приговор и несколько административных шлепков по рукам. Стоимость всех этих мероприятий так и осталась неизвестной общественности.