Честное слово, говорю вам как на духу, если бы я в молодости, будучи юной учительницей в КВВМПУ, прочитала книгу Александра Бондаренко «Киевский морполит» и «Страну Квумпарию» Олега Гречко, я бы не вышла замуж за курсанта.
По их рассказам, даже те, кто пришёл в училище из армии и с флота, в сущности, оставались мальчишками, выросшими в казарме, и, наверное, ещё не готовыми к серьёзным супружеским отношениям, любящими приключения, озорство, дружеские пирушки. Хотя огульно я не имею права судить обо всех, не хочу обидеть ребят, ставших верными мужьями, внимательными отцами, заботливыми дедушками. Но всё-таки воспоминания наших выпускников приучают смотреть на курсантскую жизнь не так наивно и прекраснодушно, как прежде. Передо мной мало примеров достойных офицерских семей, потому что после выпуска я ничего не ведала о вашей дальнейшей жизни. А семьи, которые знала, виделись мне прочными и дружными.
Мой бывший муж дружил с Васей Лысенко, мы общались с ним, с его близкими. Жену Лину Вася знал с детства, они росли в одной деревне в Черкасской области, учились в одной школе. Лина после окончания института получила направление на Морской завод, вступила в жилищный кооператив, и Вася при распределении попросился в Севастополь, где уже работала жена и имелась квартира. Он мечтал служить в ансамбле Черноморского флота, но до пенсии работал особистом, ходил на гидрографических научных судах в разные стороны света и в свободное от плавания время, как он шутил, ловил шпионов. У них рос сын, которого они безумно любили и баловали. Жили в достатке, в 80-е годы приобрели машину - белую «Волгу», обзавелись хорошей дачей за городом, и всё это благодаря их совместным усилиям. Лина и Вася были очень хозяйственными, их объединяло общее рвение довести домашний быт до совершенства. Маленькая двухкомнатная квартира содержалась ими в образцовом порядке, сверкала чистотой, уютно и красиво обставленная, с массой экзотических морских сувениров. Лина прекрасно готовила, супруги любили и умели принимать гостей, со вкусом сервировать стол. На даче работали так же самозабвенно, как дома, выращивали фрукты-овощи, на зиму запасали множество банок с разнообразными вареньями и соленьями. Я никогда, даже прожив двадцать лет в Крыму, не пробовала таких огромных сладких персиков, тающих во рту, как у них. Однажды они привезли в Киев трёхлитровую банку протёртого свежего кизила с сахаром. Чтобы пропустить через мелкое сито такое количество ягод, нужно потратить несколько часов, это подвиг. Они понимали друг друга с полуслова, и, видно по разговору, юмору, шуткам, их связывала не только многолетняя дружба, но и настоящая, пожизненная любовь. Лина рассказывала, как Вася из далёких морей писал ей нежные письма, которые она берегла и любила перечитывать в ожидании мужа...
В кухне Лысенко, под батареей, обитала морская свинка больших размеров. Не в клетке, как принято, а на свободе. Хозяева преданно любили своего Сусика, ставшего членом семьи, научившегося общению с людьми и прожившего длинный век - одиннадцать лет. Долго горевали, когда его не стало, и не смогли взять в дом другое животное...
Лина ушла рано, после тяжёлых страданий, наверное, лет в пятьдесят. Вася больше не женился, оставил квартиру семье сына Юры, сам, чтобы не мешать, ушёл жить на дачу, с любовью обустроенную его руками и руками Лины. Восемнадцать лет я ничего не слышала о нём, беспокоилась, что он, прежде весёлый, неунывающий, деятельный, сломался, потерял смысл жизни. Такое бывает.
Володя Тыцких недавно через его сына, которого нашёл в «Одноклассниках», передал Васе привет, и Вася плакал от счастья, что друзья помнят его. Это слёзы одиночества.
Удачным показалось мне супружество Кати и Саши Тикуновых. Именно с ними мы поменялись квартирами: они въехали в мою киевскую, в 28 квадратных метров на 9-м этаже, с лифтом и горячей водой, в пяти минутах ходьбы от вокзала, а мы с дочкой - в их севастопольскую, тоже в 28 метров, но на 5-м этаже, без лифта и с холодной водой один раз в сутки на два часа. Но зато на море. Очень помогли нам в обмене Володя Ермолаев, в ту пору начальник отдела кадров КВВМПУ, и Вася Лысенко.
Саша был прекрасным семьянином, необыкновенно привязанным к жене и сыну Серёже. Сын окончил наше училище, недолго послужив на Балтике, вернулся к маме в Киев. Катю Саша любил безоглядно, причём с его стороны любовь и преданность оказались намного сильнее, хотя Катя играла главенствующую роль в их союзе с первых дней знакомства. Об этом мне рассказывали доброхотливые соседки по этажу в Севастополе.
В 1991 г. Саша прилетел из Североморска в Киев решить вопрос об обмене квартир и сокрушался, что дни отпуска проводит вдали от любимой Кати, оставшейся дома. Когда формальности завершились (обе стороны менялись жилплощадью не глядя), Саша пришёл посмотреть освобождённое нами жильё и, глядя на облупившуюся масляную краску на стенах, обои столетней давности и продырявленный линолеум, подивился: «Светлана, вы жили здесь одна с детьми или с мужем? Я не вижу присутствия мужчины в вашем доме». Настроение у него было приподнятое: служба закончилась, ожидала новая жизнь в Киеве, которая грезилась праздничной. Особенно он восхитился видом с балкона 9-го этажа на соборы и парки Киева. Сразу начал строить хозяйственные планы: заставил меня пойти с ним к соседям посмотреть перепланировку комнат, уже мысленно подбирал плитку для ванной, туалета и кухни, собирался застеклить балкон и постелить новые полы. Через год я навестила Катю и не узнала своей бывшей квартиры. Саша выполнил задуманное: квартира преобразилась до неузнаваемости. Да только жить Саше в ней не пришлось. Сказалась долгая служба на подводной лодке на Севере: сердце остановилось мгновенно, по дороге на работу.
Катя работала медсестрой в Киевском военном госпитале и несколько раз пыталась устроить личную жизнь с вполне достойными людьми, тоже офицерами, проходившими там лечение. Но все её очередные мужья вскоре уходили вслед за Сашей, и, в конце концов, Катя уверилась, что ей не удастся опять обрести счастливое супружество. «Саша слишком любил меня и потому не хочет, чтобы я жила с другим мужчиной», - поделилась она со мной. Хотя едва ли тут есть какая-то мистика. Её избранники были пациентами госпиталя - больными, израненными или изношенными службой. Так она и осталась одна. Когда мы переехали в их севастопольскую квартиру, в которой они почти и не жили, я обнаружила в кладовке большой кулёк с письмами Саши и Кати за многие годы, начиная с самого знакомства. Катя сказала, что они им не нужны, я могу их выбросить, но я сочла своим долгом привезти их в Киев. Стыдно признаться (простите меня, Саша и Катя), но письма я прочитала и убедилась в нежной и долгой любви Тикуновых. Сын у них вырос замечательный, работает в Киеве, во всём помогая маме.
Я никогда не видела семьи Володи Ермолаева, по училищу помнила его как серьёзного и делового курсанта, поэтому не удивилась, что его в 1990 г. назначили начальником отдела кадров КВВМПУ. Семья его сразу не переехала в Киев, оставшись в Североморске, так как Володя ещё не получил квартиру. Ермолаев жил прямо в училище, наверное, это удобно для временного холостяцкого быта: всё под рукой - и работа, и койка, и еда. Главное, при его обстоятельном и ответственном характере, - возможность полностью посвятить себя новой должности. Однако в конце каждого месяца он летал в Североморск, нагруженный чемоданами с продуктами и подарками, чтобы порадовать близких заботой. Мне кажется, редкие мужья способны на подобные чудеса преданности. Честь и хвала ему! Таким был и мой отец. Володя быстро связал нас с Тику-новыми, и мы договорились об обмене, помог оформить полагающиеся бумаги. Шутил: «Не надо благодарить меня. Пока Тикуновы будут год дослуживать на Севере, я перевезу семью в Киев, и мы поживём с комфортом в вашей квартире». Так оно и произошло.
И о первой семье Володи Тыцких тоже не могу не написать, хотя у него уже давно новая семья. Вижу по фотографиям, очень милая жена Оля, которая родила ему двух красавцев-сыновей, обеспечивает тыл нашего друга, что наверняка нелегко. И тыл этот надёжный и добрый, судя по творческому вдохновению и неиссякаемой энергии Володи. Хорошо работается, свободно дышится, когда дома тебя ждут и любят. Прости меня, Володя, что затрону грустную для тебя тему, но сделаю это не ради тебя, а ради светлого ангела в твоей жизни - Танечки.
Володя Тыцких в училище был любимчиком у преподавателей литературы, то есть у Евгении Анатольевны и у меня, мы этого и не скрывали от других: всегда спокойный, дружелюбный, рассудительный, любил читать, внимательно слушал лекции, умно отвечал на семинарах. А ещё он показывал нам тетрадки со своими и чужими стихами, мы гордились его доверием к нам, хвалили талантливого мальчика, ставили ему заслуженные пятёрки. Я до сих пор помню стихотворение Норы Яворской, которое он записал в одной из своих тетрадей и читал нам:
Ворониха учила сына:
«Как жениться, бери ворону,
Мол, вороны-то - домовиты...»
Ворониху сын не послушал,
Мол, вороны - они растрёпы.
Присмотрел себе соколиху.
У нее соколиные очи,
У нее соколиное сердце,
У нее соколиные крылья!..
Дальше было поэтично описано, как ворон постепенно уничтожал всё, что ему нравилось в ней. Заканчивалось стихотворение так:
Соколиные выел очи,
Соколиное вынул сердце,
Соколиные вырвал крылья.
Нацепил ей вороньи перья,
Поглядел на неё и... бросил.
Улетел искать соколиху.
От этих стихов у меня сжалось сердце в предчувствии, что и в моей жизни может произойти подобное. Я заплакала от жалости к себе.
Предчувствие сбылось: и первый, и второй мужья взяли меня в жёны из хорошей семьи, романтическую девочку, начитавшуюся книг о любви, унижали, мучили, издевались, по-моему, даже испытывая наслаждение - так ей и надо, генеральской дочери! А потом бросили её и детей на произвол судьбы, оставив без средств к существованию. Но стихи, конечно, тут не виноваты.
Однажды, когда курсанты на перерыве, как обычно, обступили преподавательский стол и завели разговор сначала о литературе, а затем о жизни, о любви, о девушках, Володя сказал, что у него есть невеста. Причём сообщил это с гордостью, видимо, подчёркивая, что у него всё серьёзно и всё решено. Так мы узнали о Тане, которая ждала его на родине, в Восточном Казахстане. Потом, когда она уже приехала в Киев, мы встретили их вместе на Подоле, около училища. Меня поразили её нежное выражение лица, слегка раскрасневшегося от смущения, мягкость во всех движениях и в манере разговаривать, открытая улыбка и ласковый взгляд, обращённый на Володю. Вот такой и должна быть невеста, подумалось мне. За всю жизнь я лишь несколько раз видела Таню, но этого было достаточно, чтобы понять: мягкость и нежность в её характере распространялись на всё и всех и особенно на близких. В Лиепае, где жили они с Володей в 70-х годах, я слышала, как она ласково разговаривала с мамой, приехавшей навестить дочь и зятя. Таня только что пережила горе, потеряв новорождённого ребёнка, о котором так мечтала их семья, но виду гостям не показывала. Она так же нежно улыбалась и старалась приободрить себя: «Ты посмотри, Света, как я сильно похудела, теперь у меня фигура стала лучше, и я смогу носить брюки». От жалости хотелось заплакать, я хорошо понимала её состояние: на больших сроках в Германии, где прожила первые годы после КВВМПУ, трижды теряла детей, и тоже мальчиков. И лишь по возвращении домой, в родной Киев, я смогла родить дочь. Мама Тани, как все мамы на свете, видя страдания дочери, пыталась отвлечь её от мрачных мыслей и немного порадовать - шила ей обновки. Не все взрослые дочери умеют быть внимательными к своим мамам, относиться к ним с детской любовью, а Таня делала это очень естественно, как само собой разумеющееся. Как удалось родителям Тани хорошо воспитать своих детей по отношению и к матери с отцом, и к другим людям? Я никогда ещё не встречала таких прекрасных юношей, воспитанных, нежных, открытых, как брат Тани - Борис. Я просто влюбилась в него.
Вспоминается встреча с Таней на вокзале в Киеве, в августе, когда поезд из Севастополя привёз третьекурсников после практики в Средиземном море. В беленьких рубашечках, загорелые, радостные, счастливые, они сразу попали в объятия своих жён. Для них практика, полная впечатлений, пролетела как один день, а ожидающим их жёнам это время показалась вечностью. Вижу виноватое лицо Володи и нежное личико Тани: «Ты представляешь, Света, я так волновалась за него, ждала писем, а он не написал мне ни разу!» «Ну что это такое! Чему ты радуешься? Ты неисправим», - но выражала она недовольство мужем, нежно и ласково поглядывая на него, всем было понятно - это сказано просто так, для формы, а на самом деле она несказанно рада и счастлива, что он снова рядом, жив и невредим. Редкостной доброты и нежности была Танечка, а ещё - выдержки и мудрости, которых зачастую не хватает нам, женщинам, когда мы переполнены эмоциями.
Очень рано прервалась её жизнь. Горе родных было безутешным.
Таня любила своего мужа таким, каков он есть, и чувствовала себя с ним счастливой. Их обоих было, за что любить. Володе повезло, что рядом с ним шла по жизни светлая спутница. Светлая ей память!
Прости меня, Володя, если что не так сказала. И пусть Оля не обижается на меня. Всё идёт своим чередом. Будьте счастливы, Володя и Оля! Будьте счастливы все, наши дорогие курсанты! Любите и берегите своих жён, детей, внуков и радуйте их подольше своим вниманием!