Вы здесь

Утопление черносотенных кирпичей

Любую точку земного шара можно определить по-разному, в зависимости от того, откуда и чьими глазами смотреть. Китайцам странно слышать, что они – на Дальнем Востоке. Дальнем откуда? Так и мы. Мы считаем, что от нашего Посёлка № 2 недалеко платформа Товарищ. Дачники  и прочие приезжие  полагают, что Посёлок № 2 недалеко от платформы Товарищ. Дачников у нас немало, потому что мы не так далеко от Москвы. Правда, и не очень много: мы на краю дачной зоны, Россия совсем рядом. У нас, когда находятся на платформе Товарищ, так и говорят: Москва – налево, Россия – направо. При таком рассуждении мы-то кто, мы-то где? Получается – не в России, так, что ли? Савельев иногда смеётся и говорит – мы на периферии Нью-Йоркщины, подразумевая тем самым, что Москва со своими банковскими небоскрёбами так же чужда России, как Нью-Йорк. А Витька Крымов, повидавший немало стран, как-то сказал, что Москва – это кривое зеркало России, причём сказал в полемике с одним дачником, который взглянул на проблему с противоположной стороны и заявил, что периферия – это кривое зеркало Москвы. Вот такие случаются у нас теоретические споры в самом Посёлке, в Шанхае и на платформе Товарищ. А практически проходит мимо нас железная дорога Москва-ЮБЛО, то есть Южный Берег Ледовитого Океана.

     Раньше Посёлок № 2 и платформа Товарищ назывались иначе: село Троцкое и платформа Благодать. Поэтому не обойтись без истории. Сначала о селе, ибо мой отсчёт идёт от него, а не от платформы. Итак, село Троцкое. Не Троицкое, как пишут в  краеведческих путеводителях, а Троцкое. Потому как здешних помещиков фамилия была – Троцкие. И пошло наше поселение вовсе не от платформы на железной дороге Москва – ЮБЛО, как пишут недоучки в тех же путеводителях. Ещё когда братьев Черепановых, изобретателей паровоза, на свете не было, село наше уже процветало.

         Троцкие отличались умом и редкой среди русских дворян способностью считать деньги, они раньше других окрестных помещиков осознали, что здесь лучше ставить мужиков на оброк, а не на барщину. Потому что земли-то у нас не особенно плодородные, чай, не Кубань. Хоть ЮБЛО и не совсем рядом, а всё-таки мы по дороге к нему, а не к Чёрному или Красному морю, как любит говорить Копытин. А главное, говорит он, чем бедней земля, тем богаче должно быть воображение – что сделать, как сделать, чем сделать. При барщине соображается плохо и толку от мужика мало. Оброк другое дело: барину бариново, остальное твоё. Савельев, знаток истории, говорит, что по сути оброк – это единственно разумная система расчётов человека с обществом, налог – это тот же оброк. А Крымов к этому, помню, как-то добавил, что СССР завалился именно потому, что советские баре цеплялись за барщину и боялись оброчной системы, как чёрт ладана. Выводиловка на заводах – та же барщина, если взглянуть в корень. Аккордные работы применялись редко и робко. Смехом закончилась кампания с сокращением численности работающих с доплатой оставшимся. Брат у Крымова работал на том самом Щёкинском химкомбинате, где в конце 1960-х (как мы знаем теперь, за двадцать лет до кончины Советского Союза) начинался тот «эксперимент». Из трёх человек бригады оставили двух, но доплачивать стали не по половине, а по 10 процентов оклада; кому, на хрен, это нужно… Нет, нет, помещики Троцкие были поумнее советских академиков-экономистов! И при умных барах мужики у нас отличались хваткой да смёткой, и сами неплохо жили, и господ кормили очень даже хорошо.

      Ещё соображение: Белокаменная недалеко, значит, туда можно товар возить. Какой товар? Не пшеницу же, которая  у нас почти не родится, и не кукурузу, которая даже при полоумном Никитке Хрущёве не росла. Значит, надо овощи возить, и стали наши мужики огородниками, да такими, что славились на пол-России. Не  удивительно, что из нашего села вышло много купцов, из которых иные стали крупными воротилами. Савельев говорит, что если бы вели такую статистику да составляли такой рейтинг, наше село прославилось бы в истории  экономики, в истории российского бизнеса. Но у нас такой статистики не ведётся, такие рейтинги не составляются, у нас всё больше исследуют, откуда брались революционеры. Все знают, откуда товарищ Троцкий, наших же Троцких  ни в одном учебнике не найдёшь. 

А жаль. Баре они были хорошие. Их мужики никогда не обижали, ни в Пугачёвщину, ни в реформу Царя-Освободителя, ни в смуту 1905 года. Им, Троцким, никто ничего дурного не сделал, когда они срочно эмигрировали вскоре после Великой Октябрьской Социалистической революции. Говорят даже, что они уехали чуть ли не день в день с этим, как писали в учебниках,        величайшим историческим событием ХХ века. Выходит, замыслили они отъезд ещё до того, ещё при Временном правительстве, а может быть и сразу после Февральской революции. А задержка вызывалась, как говорят, делами денежными. В одной мемуарной книжке мне удалось найти беглое упоминание о том, что в 1914 году, в начале мировой войны,  Троцкие вняли призыву царя Николая IIи перевели все свои деньги из иностранных банков в Россию – так поступили тогда если не все, то очень и очень многие  богатые русские люди. А после Февральской революции, когда в стране началась анархия, и убожество «временных» стало ясно всем, кроме интеллигентов-психопатов, Троцкие перед собой поставили противоположную задачу – вывезти ценности из России куда-нибудь в безопасную Заграницу. Говорят, им удалось обратить бумажные деньги в брильянты и, что было умнее всего, в какие-то особо важные исторические  рукописи. Их денежной ценности не могли понять малограмотные комиссары, когда Троцкие покидали страну, но, продав эти документы, они смогли сравнительно безбедно прожить первые, самые тяжёлые годы на чужбине. А у нас даже при комбеде вспоминали своих помещиков добрым словом. И никто не связывал их с товарищем Троцким, который делал революцию и гражданскую войну, разъезжал на спецпоезде и расстреливал всех, кого ни попадя.

Но из-за совпадения фамилий пришла первая беда в самом начале Гражданской войны. Налетели белые, спрашивают: почему вы, сволочи, назвали своё село именем главного красно-жидовского вождя? Почему в его честь церковь воздвигли? Там на доске, мол, так и написано. Учитель тут был, старый уважаемый человек, он объясняет: мы, мол, никакого отношения к Лейбе Давидовичу не имеем, Троцкими здешних помещиков звали, а красный-то Троцкий, надо бы вам знать, вовсе и не Троцкий, а самый что ни на есть Бронштейн. Вежливо, спокойно так всё объяснил, да офицеры оказались то ли пьяными, то ли кокаину нанюхавшимися, зарубили шашками учителя, перестреляли кто рядом оказался, а церковь взорвали: не бывать, кричали, на русской земле жидовскому храму. Так вот с тех пор и нет у нас церкви. Наш посёлок, говорит Копытин, записать бы в Книгу Гиннесса: только у нас церковь белые взорвали назло красным, а не наоборот.

Потом, когда советская власть утвердилась, приезжали в село (впрочем, какое ж это село, если церкви нет?) ответственные начальники и велели назвать его именем красного героя-командира товарища Муравьёва. А через месяц нарочный скачет из Кремля: товарищ Муравьёв оказался изменником, вертай старое название. Старое, да на новый лад: будете называться так – Посёлок имени председателя Реввоенсовета Республики товарища Л. Д. Троцкого. Мужики только посмеивались: последнего-то помещика звали Леонтий Дмитриевич. И памятная доска-то на взорванной церкви означала, что на его, Л. Д. Троцкого, средства был перестроен наш храм. А под новый 1928                                                                                                                                                                                                                                                                     год прибыла из Москвы комиссия: левый уклон разгромлен, а  вы, сволочи, до каких пор будете носить чёрное имя мерзавца товарища иудушки Троцкого? Надо переименовать вашу дыру и назвать её так: Посёлок имени верного ленинца товарища Николая Ивановича Бухарина. Был тогда в здешней школе  учитель, безногий, воевал в Первой конной армии товарища Будённого. Он говорит: а стоит ли историческое название менять? Люди привыкли – Троцкое так Троцкое. Реввоенсовет с печати соскребём, и все дела... Комиссия забрала учителя как злостного троцкиста, мечтающего восстановить капиталистический и помещичий строй. Загнали его куда-то в Сибирь, где он, будённовский ветеран, и сгинул. Заодно вместе с учителем арестовали тогда пять человек.

Ещё больше народу арестовали через год, в двадцать девятом, когда разгромили правый уклон и попёрли из Политбюро верного ленинца товарища Бухарина, гнусное имя которого еле-еле успел поносить наш посёлок. Ну, в тот раз хоть ясно было, за что, философствует по этому поводу Копытин. Товарищ Бухарин какой тезис выдвигал? «Обогащайтесь!» Стали смотреть, кто обогатился. Им, городским, ведь непонятно, что на селе можно обогатиться, только если до семи потов пашешь. У них другое рассуждение: если обогатился, значит, следовал линии врага народа верного ленинца товарища Бухарина. Вот в этом ракурсе и провели репрессии, если выражаться иностранными словами. Впрочем, разве слово «репрессии» совершенно не обрусело?

Когда гнусное имя верного ленинца товарища Бухарина стёрли с нашей вывески, нового временно не дали. Не до того было. Началась коллективизация. И тут мужикам, можно сказать, повезло. Нигде в списках безымянный посёлок не значился, поэтому развёрстки по кулакам и подкулачникам сюда и не спустили. И если в соседних деревнях и  сёлах погром был страшный, то здесь почти никого не забрали. Ну, не больше десяти человек, что по меркам русских деревень репрессиями и не считается. Вот если бы, говорит  Савельев, знаток и насмешливый комментатор истории, какое-нибудь, скажем, дело врачей, тогда из-за семи человек на весь мир шум поднимут и сорок тыщ статей напишут. А из нашего посёлка десятерых взяли да ни за что ни про что расстреляли – скажи спасибо, что не сорок. И ни строчки ни в одной газете. Даже в районке «Путь Ильича», не говоря уж о какой-нибудь вашингтонской  «HumanWrightsObserver».  

Словом, ужасы коллективизации, считай, обошли посёлок стороной. Мужикам даже не особенно досаждали ускоренным и неотвратимым вступлением в колхоз. Потому что через пару месяцев после образования колхоза имени вождя московских коммунистов товарища Л. М. Кагановича в посёлке начали организовывать совхоз имени первого наркомвнудела товарища Г. Г. Ягоды. А дело было в том, что неподалёку отсюда, за соседним селом Рождественским, развернулось строительство канала Москва-Волга с водохранилищем. Вот тогда временно безымянный посёлок назвали Посёлком № 2 (много таких номерных населённых пунктов появилось вдоль трассы Канала). Копытин считает также, что в названии нашего посёлка скрыт глубокий намёк или даже философский смысл. Дескать, вы все тут – люди второго сорта. И это лишь с первого взгляда ерунда. Факты полностью подтверждают данную версию.

А теперь о названии железнодорожной платформы. Оно тоже менялось. Легенда гласит, что когда открылось движение по линии Москва–ЮБЛО, то есть Южный Берег Ледовитого Океана, в первом же поезде  совершил поездку сам государь император Александр III. Проезжая нашу местность, он будто бы взглянул в окно и воскликнул: «Благодать!» Сопровождавший царя министр граф Витте велел на этом месте построить платформу, а рядом – памятную часовню. Платформу так и назвали – Благодать. Для жителей нашего села это была большая удача. Тут время сказать, что село (ныне посёлок) от железки отделяет широкая полоса исключительно, необычайно красивого, особо ценного Леса, с незапамятных времён имеющего статус заповедной зоны, и Болото. Мужики  быстренько протоптали дорожку через Лес, а на Болоте поставили мостки на сваях. Кроме нашей лесной дорожки к платформе ничего не подходило; с другой стороны железки в те времена здесь простирались одни болота.

Вскоре после Великой Октябрьской Социалистической революции около нашей Благодати  остановился знаменитый спецпоезд председателя Реввоенсовета Республики товарища Льва Давидовича Троцкого. Звероподобные латыши в чёрной коже и с маузерами прошли по единственной дорожке, отходившей от платформы, и обнаружили наше село. Угрожая оружием, народ погнали на митинг. Товарищ Троцкий произнёс краткую речь и велел разрушить часовню, поставленную в память о кровожадном и реакционном царе-черносотенце Александре III. Окончив речь, председатель Реввоенсовета Республики отёр лоб красным платком и махнул рукой: «Приступайте!» Наши селяне перетаптывались в ожидании, потом  дед Крымов  буркнул: «Вам надо – вы и разрушайте...» Товарищ Троцкий изобразил полное изумление и обернулся к своему главному телохранителю товарищу Эфраиму Дрейцеру и другим мрачным товарищам, полукольцом стоявшим вокруг него: «Как? Здесь, в двух шагах от красной Москвы, ещё не выжгли контрреволюцию?» Товарищ Эфраим Дрейцер махнул рукой, деда Крымова схватили под руки, оттащили на пять шагов от толпы и один из охранников председателя Реввоенсовета Республики, по виду китаец, застрелил его. «Так будет со всяким, кто станет на нашем пути, то есть  на пути революционного народа!» – воскликнул товарищ Троцкий. После этого никто уже не сопротивлялся, стали ломать часовню. Мужики хотели взять кирпичи (в хозяйстве, мол, пригодятся), но товарищ Троцкий не разрешил. «У тёмного элемента они могут стать предметом религиозного культа», – сказал он и велел утопить черносотенные кирпичи в болоте.

«У них это линия неизменная, – комментирует Копытин историю с разрушением часовни, – всё не по-хозяйски. Даже когда шпалы меняли, брать не дозволялось, велено было сжигать. А уж про мебель в конторах и говорить нечего. Меняют мебель – старую списывают. Ну, списали, так отдайте людям. Нет, полагалось сжигать!» И ещё Копытин любит рассказывать, как когда-то в молодости случилось ему быть на субботнике в Кремле, где расчищали место под строительство Дворца съездов. Какие кресла-диваны, какие столы-стулья там жгли, сокрушается он, какие панели красного дерева, какие половики – новенькие, на десять наших посёлков хватило бы...

Что касается названия платформы, то родившаяся из восклицания государя императора Александра III«Благодать» новую власть, конечно,  не устроила. Переименовывали село – переименовывали и платформу. Сначала проезжавшие по линии Москва–ЮБЛО могли прочесть вывеску «Имени товарища Муравьёва», потом «Имени товарища Троцкого», потом «Имени товарища Бухарина», а потом просто «Товарищ». Так оно и осталось, все привыкли и не возражают. Даже товарищ Горбачёв, когда переложил руль на 180 градусов и, перекрестившись в господина Горби,  взял обратный курс, решил не восстанавливать историческое название. В самом деле, какая ж тут теперь благодать...

А мы, если правду говорить, очень боялись, что Горби возвратит старое название селу, как вернули на карту Самару, Тверь, Сергиев Посад, Екатеринбург и многое другое. Естественно, мы были против того, что Сергиев Посад кощунственно назывался при коммунизме Загорском в честь Вольфа Лубоцкого, который и по-русски-то говорил с чудовищным акцентом, а Екатеринбург нарекли гнусным именем Янкеля Свердлова, но перспектива возвращения селу имени Троцкого нас ужасала. Не назовут же «село имени помещиков Троцких», а просто Троцкое будет неизбежно ассоциироваться с кровавым революционером. Особенно волновался Крымов, у которого свои особые, личные на то причины, а Савельев его ещё поддразнивал: поставят, мол, здесь пархатые демократы памятник Лейбе Давидовичу, а за ним полукругом – бюсты его сподвижников. Всех этих монстров, таких, как «бешеная собака Троцкого» Антонов-Овсеенко, урод Карл Радек, мерзавец Адольф Йоффе, который отрезал от России множество исконных русских земель и передал «из соображений пролетарского интернационализма» сопредельным государствам, как негодяй Тухачевский, травивший газами русских крестьян, и его кровавая  сподвижница Евгения Бош… А я добавлял к шуткам Савельева, что самое бойкое и самое циничное перо нашей районной газеты – Танька по кличке Холостячка (кто только не трахал её в редакции!) будет строчить очерк за очерком о любви жителей бывшего Посёлка № 2 к троцкистским сволочам.