Творческий цех
ЦВЕТНАЯ ТЕНЬ ДУШИ
«Келья с калейдоскопом», – первая книга стихов Леонида Советникова, с которой я познакомился еще в конце девяностых годов прошлого века, – уже определила смысл его творчества. Каждый из нас заключен в келью своего тела, соединен с землей, но над каждым сияет чудесная радуга, соединяющая душу с небесами. Конечно, не всем дано ее почувствовать, увидеть. Тем сложнее рассказать об игре света, распадающегося в более плотное семицветье. В его объеме, соединяющем земное и небесное, узревается «космос ноэтос», как его называли греческие любомудры, – космос мысленный. Это не та черная дыра ночного неба с оскалившими зубы звездами, которую рисует нам «пошлая толпа химиков и физиков», как иронизировал академик А.Ф. Лосев. В поэзии мы имеем дело с миром подлинным, а не с его призраком, суетным отражением.
Поэтому в словаре Советникова так много слов о свете и ограничивающей его тьме: «Луч, стеклом окна задет, На лучины стал колоться…»; «Тихо шагну я, возникший из праха, в круг от лампады, не знающей тени…»; «И в глубокой пещере светло, как в раю…»; «Был тьмы над светом перевес…» и т. д. А зачастую свет становится цветом: «Чуткий вереск лесной, иван-чай, и шалфей и метлица Мне помогут найти золотые, как нéктар, слова».
В книге избранного «Спящий куст», подводившей обозначившиеся итоги, в одном из стихотворений метафорично разворачивается эта диалектика:
Где замысел воли утрачен
И свет не воздался сторицей,
Кочует кораблик удачи
По темным морям небылицей.
Заканчивается это стихотворение так:
……………………..Но не затем ли
И муки, чтоб к ним не вернуться,
И сны, чтоб отыскивать земли?
Ложь – сложна, истина – проста, но не упрощенна. Эти стихи о самой простой истине, но не упрощенной. Что есть главное в мире и как мы «в муках и снах» ищем сущее – во тьме, в песках забвения, в бесчисленных книжных страницах, тоже составляющих нашу жизнь, жизнь души. Как мыслим, куда ведет нас клубочек самопознающегося слова.
Скажете: не бог весть какая новость… Но каждому приходится заново, по-своему нащупывать эту дорогу. (А иные – так и не находят ее). Мы видим маяки Советникова, световые изваяния образов, плотные и одновременно хрупкие, как витражи. Тьма, клиньями и углами вторгающаяся в их области, порой размывает их границы. Но нет ничего крепче солнечного зайчика слова: в него входит сила неба.
В стихотворении «Хорив» прямо рассказывается о рождении таких «небесных слов»:
Притих народ – от мала до велика,
И патриарх, на посох как калика
Припав, внимает грохоту камней –
Небесных слов.
Или, в другом стихотворении – «о золотом отблеске блаженства в небесах»:
Взгляд покорен суровой простотой
Земли, где даже спящий куст врачует
Слепую душу, и слепая чует
Блаженства в небе отблеск золотой.
Что такое радуга, соединяющая небо и землю? Это Мнемозина, богиня памяти (говоря по-русски – Памятина. Кстати, греческое «мнедзети» – помнить). Думать, писать, обретать смыслы – значит, строить память. Леонид Советников и рассказывает, как он строит эту страну в своих стихах. Память – это цветная тень души, как подметил в своем тюремном дневнике В. Кюхельбекер.
Вот – скупым рисунком в стихотворении «Инок» – перед нами появляется заснеженно-сирый уголок мира:
В сумерках по хляби шел, по полю,
Поднял взор – и не нашел колодца.
Вдруг припомнил: не за труд и волю –
За смиренье благодать дается
Вот, решил от братьев удалиться,
Да воды, больные, захотели.
Гнал себя: позволил простудиться,
Проще быть внимательным – в метели.
Стал. Молился молча, неторопко,
Пред Всевышним наша доля – смердья.
И сквозь вьюгу проступила тропка –
Нет греха, что больше милосердья!
Как в сказке, герой – слово автора – идет наугад за живой водой смысла и находит ее. Это – притча в стихотворной форме. Пожалуй, такое (притчевое, или, как прежде говорили – приточное) слово в разной степени проявления свойственно многим стихотворениям Леонида Советникова. Поэт не столько философствует, сколько стремится проникнуть во внутреннее содержание предметов, отделить свет от тьмы в нашей жизни, где никогда не бывает полностью ни света, ни тьмы, а всегда какая-то их смесь, полумрак.
Стихи Леонида Советниковатребуют неторопливого, вдумчивого чтения. Обогащенные смысловой метафоричностью образов, вошедших в историю мировой культуры, в т. числе и из Ветхого и Нового Завета, они становятся многослойными и культурологичными напластованиями видений и смыслов. Манера его ближе к той ветви русской лирики, которую декларировал Степан Шевырев в своем «Тяжелом поэте».
Несчастье заставляет задумываться, учит мыслить. Кому эта истина ближе, пусть вспомнит слова апостола Павла о «жале, данном в плоть». Леонид Советников получил тяжелую травму в молодые годы (я сужу о его судьбе по личному опыту, сам попав в схожую ситуацию уже на исходе жизни). Удивительную ясность духа вынес он из этого испытания. Может, поэтому душа его и стала осязать яркую радугу Памятины, соединяющей нас с небом и вечностью. Живое слово помогло ему восполнить жизнь.