Вы здесь

Глава VIII. Отставной советник.

Безвременная смерть светоча Черногории стала личной потерей Дмитрия Каракорича-Руса. Он надолго лишился творческой инициативы, ослабел  душой. Ему приходилось хоронить близких, но так он  не горевал никогда. Поговаривали, будто советник Петра IIне  пришёлся  ко двору нового правителя. Но есть свидетельство участника траурной церемонии под полом монастырского храма. Будто бы, когда гроб опустили во временный склеп, наследник Данило Негош о чём-то спросил шёпотом у соратника покойного. Тот отрицательно покачал головой.

            Вскоре Дмитрий Петрович уехал  с семьёй в родное селение. Библиотеку, собранную в Цетинье,  передал школе, основанной Петром Борисовичем, и сам стал  учить в ней юных земляков добру и правде.  Класс военных инженеров при ней  давно перевели в столицу.

           

            Данило Петрович-Негош оказался достойным своего предшественника. И год не прошёл, как, вопреки неудовольствию Вены, Черногорская митрополия на территории объединённых племён, не имевшая ранее  определённого государственного статуса, была объявлена им светским княжеством. Первый князь воинственных горцев продолжил политику и реформы Петра II,  придерживаясь ориентации на Россию. С её финансовой помощью он   дважды нанёс поражения османским войскам. 

            Первую победу народный учитель Дмитрий Петрович Каракорич-Рус встретил сорокатрёхлетним.  К нему вернулось душевное спокойствие, когда он убедился в правильности своего выбора  во второй половине, по Данте, жизненного пути. Большая  семья  детей Катерины, от черногорца и русского,  занимала теперь весь огромный старый дом Каракоричей. Дальние сородичи разошлись, разъехались кто куда. Дмитрий Петрович  занял покои отца в  пристройке с выходом на террасу над ущельем. Коллекции  старинного оружия и охотничьих трофеев пришлось потесниться, уступая стены книжным стеллажам. Четверть разрубленного серебряного блюдца с буквой «П» в буковом квадрате осталась на старом месте. Ожил отцовский чубук, хотя Дмитрий раньше табаком не баловался.

            Вдали от митрополичьего двора Дмитрий впервые внимательно посмотрел на жену, столичную уроженку, которая без разочарования приняла переселение в глушь. Женился он в своё время потому, что срок пришёл. В дворцовом кругу некто Марко Стефанович, заботливый папаша, обременённый дочками на выданье, ловко подсунул молодцу девицу Зою, улыбчивую чернушку с ямочкой на левой щеке. Она  с удовольствием рожала ему детей. Сколько? Дмитрий не считал. Если бы Зою  заменили  в супружеской постели на другую чернушку,  примерный супруг не сразу и заметил бы. В доме над Пивой Зоя заняла место, полагающееся ей по рангу.  Уроженка столицы легко овладела искусством горянок жить для мужа и детей, всем улыбаясь губами, глазами и ямочкой на левой щеке.  Младшие дети  уселись за столы в его школе. Старшие сыновья разошлись служить по всей стране, кто при погонах, кто в цивильной одежде. Взрослые дочки разбежались по замужествам.

            Первенец, названный  Пётром, в честь деда,  по личному распоряжению императора Николая Павловича был зачислен для прохождения офицерской практики  в армию  генерала Меншикова, развёрнутую в Крыму. Юнец мог бы, используя старые связи отца,  рассчитывать на патент гвардейца и постигать военную премудрость на Царицыном лугу в Петербурге. Однако  в поисках подходящего для себя, как офицера, полигона, он выбрал для службы горный край империи при море. Эта местность по ландшафтным и климатическим условиям была наиболее сопоставима с Черногорией, объяснил сын отцу свой выбор.

            Дмитрий Петрович в родном окружении воплощал в себе живую тень  обожаемого Петра IIНегоша, которого народное воображение возвело в ранг небожителя. Земляки относились к учителю Каракоричу-Русу  с почтением. 

            Бросим короткий взгляд на  четверть века вперёд.

 

            Сын русского военного инженера доживёт  до балканских войн семидесятых годов. Но ему не доведётся стать свидетелем того, как, в результате победы России над Турцией, по одной из статей Сан-Стефанского договора, Порта признает полную независимость Черногории.  И даже удалённая  в бесконечность цель станет реальностью:  княжеству  вернут Адриатическое побережье с городами Бар и Ульцин. Вена пустит кровавую слезу, Габсбурги заскрежещут династическими зубами, Нессельроде перевернётся в гробу.  Южные славяне, благодарные России, станут гордиться своим вкладом в победу  над извечным врагом православного мира.

            И всё-таки судьба не обойдёт Дмитрия Петровича радостями побед. В 1876 году объединённые сербско-черногорские силы  будут вести  успешные бои с турецкими войсками. В той малой войне отличится полковник Петр Дмитриевич Каракорич-Рус, который получил боевое крещение  на бастионах Севастополя в Крымскую компанию. Тогда  он едва не умер от ран. Сказывали,  подоспел на помощь старый артиллерист, оставшийся для Каракоричей-Русов неизвестным.  Дмитрий Петрович успеет стать свидетелем возвращения оттеснённым в скалы землепашцам  Црной Горы плодородных долин с  посёлками Подгорица и Никшич. Разве не о том   деятельно мечтали правящий поэт-митрополит и его первый советник?!  Притом, прозвучит очень личный мотив в этом торжестве:  героем тех освободительных сражений назовут генерала (теперь генерала!) Петра Каракорича-Руса,  Рус-пашу  в турецких сводках.

 

            Те дни подробно описаны в рукописной хронике селения Плужине за 1878 год, которую вёл местный батюшка.  Многие страницы стоят пересказа. Послушайте.

            Спустя несколько дней после блестящей операции черногорцев по овладению житниц страны, в дом старого Дмитрия Петровича доставили  свежую почту. Хозяйка дома считала своей приятной обязанностью относить столичную газету  в кабинет мужу. Он всегда пересказывал ей газетные новости понятным для неё языком.  В тот раз сразу стал читать, при жене, вслух, хронику военных действий.  В  номере   описывались успешные действия отряда Каракорича-Руса. Закончив чтение,  хозяин дома  сложил печатный лист и спрятал его в ящик стола. Удовлетворённо откинулся сухой спиной к спинке кресла, взял в свою ладонь руку Зои, усадил её на подлокотник.

            - Молодец наш Петька! – сказал  по-русски. И вдруг обратил лицо в тёмный угол. – Что вам угодно, сударыня?.. Вы кто? Как, как?  Маркитантка?  Что «пора»?.. А, понял. Я готов. 

            Зою не сразу насторожил странный разговор мужа с тёмным углом кабинета. Оттуда – ни шороха, ни звука. Под воздействием газетных сообщений Зоя счастливо улыбалась, и ямочка на её  увядшем лице казалась при свечах ещё глубже. Потом обратила внимание на  ослабевшую руку Дмитрия. Она взяла со стола зажжённый шандал и поднесла к открытым глазам мужа. Он не моргнул.  Так простояла она довольно долго, не чувствуя усталости, ни о чём страшном не думая. Просто смотрела, запоминая, как молодеет, приобретает какое-то возвышенно-загадочное выражение родное лицо. 

            Что ему привиделось перед смертью?  Видимо, в последнюю минуту он уже бредил, решила вдова, вспоминая последние минуты земной жизни Дмитрия.