Вы здесь

Глава IV. Прекрасная женщина Катерина.

Дом рода Каракоричей, не одно столетие дававших воевод племени плужан, отличался от других жилых построек горного селения Плужине   лишь большими размерами. Сложенный из дикого камня, с  окнами-бойницами, он  стоял на скалистой террасе над глубоким каньоном речки Пивы,  замыкая  наружную стену двора.  Изнутри к ней лепились хозяйственные постройки. Открытой стороной двор выходил на каньон. В случае необходимости  усадьба превращалась в крепость, как и соседние дворы. Патриархальное селение  на скале являло собой серьёзное препятствие для тех, кто с недобрыми намерениями поднимался от приморской низины в  горы единственной дорогой через Подгорицу и Никшич.  С запада горную дорогу из долины Дрины, занятой турками, контролировал  укреплённый Старопивский монастырь.

 

В летний день 1814 года дозорные на звоннице церкви Св. Георгия  оповестили плужан особым звоном колокола о приближении к селению  с востока двух верховых. Двигались они не дорогой через Никшич, а тропой из Крстака.  Мужчины высыпали за околицу. Запестрело куртками, короткими шароварами, чулками. У каждого на голове капа, на ногах кожаные опанки. Все при оружии. Конная пара неизвестных им не страшна, но так здесь  положено  мужчине выходить из дому на глаза чужих. Даже священники носят под ризами  мирское платье, за поясом - кинжалы и пистолеты.

  За ворота своих дворов вышли женщины в чёрном. Среди них  выделялись тревожным выражением тёмных глаз жёны Александра и Петра Каракоричей.  Другие замужние женщины или уже дождались своих мужчин, уходивших на  войны, или получили весть о их гибели. Только  род  Каракоричей был в неведении. И вот  с верха башни раздались голоса:

- Так это наши! На церковь крестятся, по православному.

- Каракоричи! Оба живы!

- Нет, вижу только Александра.

- И Петр рядом.

- Это не Пётр. Чужой.

Наконец всадники на мулах, в окружении  плужан, встретивших их за околицей, появились в селении. Принятый издали за Александра Каракорича, им и оказался. Молодой его спутник действительно  обладал сходством с Петром, но только сходством общим: один тип лица. Впрочем, узкие, тёмные лица с горбатым носом и карими очами встречались здесь на каждом шагу.

Отвечая на приветствия всё прибывающей толпы, всадники подъехали к дому Каракоричей, спешились у ворот. Сняв шапки, перекрестились на барельефное изображение Матери Божьей с младенцем в нише надвратной арки. Александр  шепнул спутнику:

- Вот эта,  выше других, Катерина, моя невестка.

– Прекрасная женщина! – искренне отозвался  русский и неожиданно для себя, с молодой горячностью  принял решение.  Окажи честь – сосватай. Прошу.

 Александр  вроде бы не обратил внимания на слова своего подопечного. Он склонился в общем глубоком поклоне перед сородичами:

- Помага бог!

- Добра ти среча! – отвечали ему, склоняя головы.

 После этого он обнял жену, скоро отстранился, словно не был дома день-другой, и стал по очереди здороваться с каждым из домашних. Пётр, сын Борисов, также сделав общий поклон, стал искоса поглядывать на Катерину. Рослая, с первыми следами увядания на удлинённом, с прямым тонким носом лице, окружённая детьми-подростками, она поникла всем стройным телом,  поняв по каким-то особенностям поведения деверя, что уже вдова. Когда Александр приблизился к ней, она опустила сухие глаза, дала обнять себя за плечи и трижды поцеловать в щёки. Потом так же внешне бесстрастно выслушала весть деверя и приняла его волю:

- Пётр умер, да упокоится его душа, - (сделав паузу, старший в роду подвёл  к вдовой невестке чужестранца,  всем своим видом выражающего расположение к окружающим людям, соединил их руки). – Вот муж тебе, Катерина, мой  названный брат, тоже Пётр, новый Каракорич. Он русский, а значит, более чем брат нам,  плужанам. 

Последнюю фразу Александр произнёс, напрягая голосовые связки, чтобы его слышали не только родные. Соплеменники, стоявшие поодаль, согласно откликнулись. У всех на памяти были дерзкий прорыв под огнём французов русской флотилии в бухту черногорского порта Бар и молебен освободителей в православном (подумать только!)  храме в Цетинье.

Женщина не убрала своей руки, выразив тем самым своё отношение к неожиданному сватовству. И  так – рука в руке, - не обменявшись ни словом, помолвленные пересекли двор, поднялись на  крыльцо дома и скрылись за дверями, оставив свидетелей древнего обряда снаружи.