Вы здесь

Здесь не вырастут леса.

Не узнал бы Владимир Путин о красотах Русского острова, если бы кое-кто из местных доброжелателей не продемонстрировал их ему. Сносится теперь эта красота под корень и ползёт вглубь лесов широченная пустошь, грозящая стать цивилизацией, проклинаемой здесь каждым местным жителем. Такова цена мировой известности, приходящей к Владивостоку.

Уничтожить красоту – дело не мудрёное… Для островитян же это не просто красота.

Для меня это первый и образ, и звук,

И земля, схоронившая предков…

 

С грустью сравниваю два стихотворения, написанные мной в разные времена по поводу одного и того же местечка на Русском острове в районе Поспелова. Первое осталось как память о маленькой, далеко не единственной жертве саммита:

……………………………….

Откуда родник этот звонкий,

Весёлый, живой и ничей,

Таится в тенистой сторонке,

Легко превращаясь в ручей?

Подарок лесного пейзажа.

Мне хочется снова туда,

Где, кажется, что-то расскажет

Про ваше молчанье вода…

 

Притягательная сила родника привела меня к нему через год. Я увидела совсем иную картину, испытала иные чувства и написала другое стихотворение.

 

Был родник – остались строки

В книжке тоненькой моей.

Нынче здесь гуденье стройки,

Стон травы из-под камней…

Видит пламенное око:

В этот тихий край земли

Не пришли враги с востока,

Да и с юга не пришли…,

Здесь огни не бушевали,

Не гневились небеса – 

Только вырастут едва ли

В этой местности леса.

Те леса, где утром прелым

Я к обабку в гости шла,

И пускало солнце стрелы

Через кроны-купола.

И проглядывалась бухта,

И кукушкино «ку-ку»

Мне подсказывало будто

Непришедшую строку…

 

Маленьким родникам и молчаливым холмам не тягаться со стройкой века. Да и людям тоже. Мне кажется, не велика разница для властей между букашками, застрявшими в зубах экскаваторов, и человеком, подвернувшимся поблизости.

 Помню один из приездов Владимира Путина, посетившего стройку на острове. Вокзал прибрежных морских сообщений во Владивостоке в тот день закрыли без всякого объявления. Движение морского транспорта в акватории запретили. Бухта была неестественно пуста, словно только что закончилась война. Ни одна лодчонка не качалась на волнах. И чайки с воробьями, взлетающие в тот день над морем, казались «вне закона». Какое дело вершителям великих дел, что на одном берегу бегает мама с малышом, чтобы отвезти его на приём врача, а на другом ковыляет одинокий старик, возвращаясь с ярмарки и волоча авоську с несчастными помидорами…

 Дневной паром, идущий во Владивосток, гружённый на острове людьми и машинами, пришвартовали до вечера к каналу. Паром издали напоминал тоскливого пса, посаженного на цепь, и все, не успевшие на этот рейс пассажиры, в том числе и я, казались себе безумно счастливыми.

Возвращаясь в город, ближе к ночи, внерейсовым паромом, я ощущала себя ничем и никем посреди знакомой и любимой с рождения бухты Золотой рог.